Новейший философский словарь. Постмодернизм.

1) структуралистской идее о независимости текстуального объекта от его интерпретаций; 2) жесткости формальных семантик, процветавших в англосаксонских академических кругах, с точки зрения которых значение терминов и высказываний должно изучаться независимо от контекста. Особое значение в этом контексте имеет концепция Эко, посвятившего этой проблеме немало работ, начиная с 1962 (“Открытое произведение”) и продолжая работами 1990-х (“Пределы интерпретации” “Интерпретация и гиперинтерпретация” “Шесть прогулок в нарративных лесах”). Эко разрабатывал свою концепцию “образцового Ч.” в духе наиболее влиятельной в тот период (начало 1960-х) струк- турно-семиотической парадигмы, соотнося некоторые результаты своего исследования с достижениями по модальной логике повествования (Т. ван Дейк) и с отдельными соображениями Вайнриха, не говоря уж об “идеальном

Ч.” Дж. Джойса (“страдающем идеальной бессонницей”).

“Открытое произведение” и “Роль читателя” — ключевые работы Эко, первая из которых поставила вопрос об “открытости” текста для интерпретативных усилий Ч., а вторая — закрепила status quo в пользу того же Ч. Уже первая из этих книг была воспринята как интеллектуальная провокация, а Эко впоследствии пришлось взять на себя ответственность за эскалацию “открытости” и бесконечности интерпретации, ибо установленная им, казалось бы, четкая иерархия между автором и Ч. доминанта авторского замысла, воплощенного в тексте, над восприятием Ч. в конце концов оказалась подвергнутой сомнению (даже если сам автор этого не желал). “Роль Ч.” казалась особенно актуальной в ситуации, когда неприемлемость структуралистского подхода к тексту, а равно и “классического” герменевтического, стала очевидной для всех, и потребность в новой парадигме интерпретации буквально витала в воздухе (собственно говоря, раньше всех ее ощутили писатели, в том числе И. Кал- вино и Борхес). Эко неоднократно отмечал, что именно предпринятая им попытка проблематизировать Ч. более всего способствовала его расхождению со структуралистами. В 1967 в одном из интервью по поводу “Открытого произведения” К. Леви-Стросс сказал, что он не может принять эту перспективу, поскольку произведение искусства — “это объект, наделенный некоторыми свойствами, которые должны быть аналитически выделены, и это произведение может быть целиком определено на основе таких свойств. Когда Якобсон и я попытались осуществить стр)гктурный анализ сонета Бодлера, мы не подходили к нему как к “открытому произведению” в котором мы можем обнаружить все, что было в него заложено предыдущими эпохами; мы рассматривали его в качестве объекта, который, будучи однажды написанным, обладает известной (если не сказать кристальной) упругостью; мы должны были выявить эту его особенность” Тем более примечательно то, что, с точки зрения Эко конца 1990-х, мнение К. Леви-Стросса, возможно, кажется более близким к истине рассуждающего о проблеме гиперинтерпретации. Эко еще раньше писал, что, подчеркивая роль интерпретатора, он и мысли не допускал о том, что “открытое произведение” — это нечто, что может быть наполнено любым содержанием по воле его эмпирических Ч., независимо или невзирая на свойства текстуальных объектов. Напротив, художественный текст включает в себя, помимо его основных подлежащих анализу свойств, определенные структурные механизмы, которые детерминируют интерпретативные стратегии. Эко, но также Изер, Риффа- терр, Яусс и другие теоретики, обосновавшие роль Ч. сознательно не разделяют ни идеологию, ни теоретические взгляды психоаналитических, феминистских и социологических теорий Ч., а также концепции исторической рецепции визуального или литературного текста, демонстрируя свою почти абсолютную индифферентность к социополитическому контексту восприятия и в этом смысле — к “реальному” Ч.