Борис Ефимович посмотрел вопросительно на Максима, приглашая гостя самому сделать выбор.
Максим решил подыграть:
– А израильское подают у вас, сударь?
Евген развернулся к Максиму. Глаза его действительно на собеседнике не фокусировались, бегали по сторонам.
– Какое изволите: пятилетнее аль десятилетнее?
– Пожалуй, десятилетнее… – промолвил Максим, немного поколебавшись для виду.
Евген прекратил придуриваться и уселся на скамейку рядом.
– Не советую, израильтяне те ещё виноделы… Так – бутылка тридцать шекелей стоит, а как на складе лет пять постоит… постоит, заметь! Не полежит… Так уже сотня – типа марочное. А десять лет постоит – так и вовсе коллекционным становится – и сто́ит уже все триста! Очень выгодное вложение, однако. О том, что качество вина от года зависит – один удачный, другой нет – они, конечно, знают, но делают вид, что каждый год на Святой Земле удачен. Чем вино старше, тем дороже. Сидят потом ло́хи по ресторанам, с умным видом уксус дегустируют…
Его речь мало напоминала речь университетского преподавателя.
– Ну так принеси испанского, милейший. На свой вкус, – заключил Борис Ефимович. Евген ушёл, по-лакейски поклонившись и закинув на руку полотенце.
– Теперь Дора. Её полное имя Дори́т, но мы зовём её так. Дора. Не вздумай назвать её Дороте́я – за это даже схлопотать можешь… Знает восемь языков. Мой секретарь-референт. Ещё по хозяйству помогает, как видишь. Когда у неё настроение, готовит для нас для всех ужин. Ей подвластны все кухни мира: от французской до японской, но лучше всего у неё получается борщ.
Ещё в доме живут Андрей, Саша и Мордыхай. Сегодня их, к сожалению, за столом не будет. Они строители, Мордыхай – эфиоп – их бригадир. Но есть у них и другой функционал, поэтому чаще они находятся у себя в квартире… У Мордыхая – кличка Она́хну. Когда два года назад он репатриировался сюда из Африки, кроме пары эфиопских языков он знал только английский. Тут ему пришлось учить иврит и русский одновременно. Поначалу в голове его творился лютый балаган. Он говорил на трёх языках одновременно. Как-то предупредил меня, что идёт обедать со своими ребятами словами: «Онахну гоу кушать». «Онахну» – это «мы» на иврите. Понял?
Максим улыбнулся, но невесело.
– Люди, которые… э-э… курировали меня в Москве, ничего не объясняли. Они говорили, в Израиле тебе всё объяснят. Буратино тоже… Я так понимаю, то, что вы сейчас изложили – это ваши легенды. Кто вы на самом деле? Что за организацию представляете?..
Борис Ефимович остановил его странным жестом: он сложил пальцы в щепоть, развернул её кверху и потряс. Потом медленно и очень серьёзно произнёс:
– Когда придёт время, всё узнаешь. Если ты нам подойдёшь, конечно… Я сам лично предоставлю тебе информацию о других наших занятиях кроме книготорговли. А пока не огорчай меня и не приставай ни к кому с расспросами.
Тем временем стол был накрыт, и подоспели шашлыки.
Несмотря на то, что Борис Ефимович назвал своим заместителем Евгена, по правую руку от него, одна на скамейке, села Дора. На противоположной скамейке разместились Евген и Силен.
Выпили за вновь прибывшего. Силен стал оборачивать шашлыки в лаваш, выдёргивать шампуры и укладывать на тарелки. Евген посыпал мясо луком и зеленью и передавал по кругу, начав с гостя.
Блюдо было великолепно и без дополнительных соусов и приправ. Но Максиму захотелось попробовать местной экзотики. На столе стояли две плошки с какой-то зернистой жижей, в одной – зелёной, в другой – красной. Он заметил, что Дора взяла ложечку красной жижи и чуть-чуть полила мясо. Он тоже протянул руку.
– Это хари́в. Красный – очень острый с непривычки. Возьми лучше зелёный, – предупредила Дора.
– Я люблю острое, – гордо заявил Максим.
Это было правдой: он любил перец и аджику и в якитории клал много васаби в соевый соус.
– Видишь ли, Даниэль, Дора выросла в семье, в которой предпочитали эфиопскую кухню, – заметил Борис Ефимович. – Она очень острая, скорее по санитарным, нежели по эстетическим соображениям. Не огорчай ни себя, ни меня, возьми зелёного.
Максим молча зачерпнул красный соус, не скупясь полил им кусок мяса и отправил в рот. И тут же возблагодарил небеса за то, что ему хватило ума не поливать этим напалмом весь шашлык. Это в первый момент, пока он ещё мог соображать. Буквально ещё секунд пять он пытался делать вид, как будто всё идёт так, как он планировал. Потом, чтобы не выплёвывать, проглотил полупережёванный кусок. Потом ему стало всё равно. Во рту было так больно, что дыхание пресеклось, а из глаз полились слёзы. Открыл рот и попытался сделать вдох. Глотку обожгло парами вулканического извержения. В отчаянии он замахал руками. В следующий момент перед его лицом оказался пакет с молоком. Максим судорожно схватил его и принялся пить. Оказывается, опытная в таких делах мулатка успела сбегать к холодильнику.
Когда Максим пришёл в себя, у всех был такой вид, будто они еле сдерживают смех. Ему стало стыдно за свой мальчишеский поступок. Чтобы разрядить обстановку, он произнёс как ни в чём не бывало:
– Силен, а передайте, пожалуйста, зелёный соус.