Новейший Завет. Книга I

В квартирке был допотопный компьютер, даже не подключенный к Интернету. В нём несколько старых игр, знакомых Максиму с детства. Сначала он играл в них, чтобы просто отвлечься от тяжёлых мыслей, но потом втянулся и проводил время с ностальгическим, приятным чувством. Он уже забыл, что можно так беспечно существовать – постоянные заботы о продвижении сайта почти вытеснили развлечения из его жизни.

В компьютере была ещё папка с коллекцией кинофильмов. В большинстве своём – картины середины прошлого века – начала нынешнего. Те ещё: с живыми актёрами, а не с цифровыми фантомами и сценариями, написанными людьми, а не нейросетью.

Как-то один из журналистов InfoOdin.net на брейнштурме поднял такую тему:

– А вы заметили, как на рубеже второго и третьего тысячелетий резко деградировало искусство? Насколько двадцатый век в этом плане круче двадцать первого!

– Я, можно сказать, на этом рубеже родился. Даже мне сложно было заметить, а я тут самый старый… – заметил Максим.

– Ну ты же прекрасно понимаешь, о чём я! – начал горячиться молодой человек. – Ты же, я знаю, любишь музыку, написанную не позднее прошлого века, и сам говорил, насколько она превосходит наши современные перепе́вки. А какие фильмы ты чаще всего советуешь посмотреть? Цитирую: да не смотрите вы это современное дерьмо!

– Конечно! – покивал О́дин. – Это же невозможно смотреть, если знать, с чем сравнивать…

– А литература? Вторичная, третичная, пластмассовая. Которая не пытается изменить читателя, а лишь подстроиться под него. Ориентированная не на художественную ценность, а на прибыль.

– На то, как развести лохов, чтоб покупали херню всякую, – поддакнул кто-то.

– А изобразительное искусство? Тут я не особенно силен. Может, подскажет кто? – пощёлкал пальцами первый.

Тут подключилась журналисточка, ответственная за культуру и светскую жизнь.

– Да плохо всё. Либо гиперреализм – это когда фотографии рисуют зачем-то, либо абстракционизм дичайший…

Народ загалдел.

– Ну эт давно. Со времён «Чёрного квадрата»…

– Вот-вот. Херня для лохов!

– А что ты против чёрных квадратов имеешь? У меня в туалете плитка такая. Очень к размышлениям располагает.

– Ну хорошо. Ну допустим. Искусство уже не то… Кто ж спорит?! И что? Древняя, как говно мамонтов тема! – решил остановить галдёж второй журналист, вечный конкурент первого.

– Ну можно же попытаться по-новому взглянуть на причины, – стал выкарабкиваться первый. – Мировой заговор, например. Дескать, существуют некие силы, которые заинтересованы в поголовном отупении Homo sapience…

– Но тогда получается, что до этого они были заинтересованы в обратном? – парировал второй.

– Да! Это на этапе построения общества нужны архитекторы и инженеры, а потом, когда оно уже построено, – только обслуживающий механизмы персонал. И лучше, если тупой и не задающий лишних вопросов, которые может подсказать высокое искусство. Следуя глобальному плану к миллениуму всё построили, поэтому и решили поменять основную доктрину…

К концу тирады паренёк немного скис. Повисла пауза.

– А хорошо! – воскликнул О́дин. Журналисточка вздрогнула. – Дерзай! Экспертов обязательно подключи. Но чтоб не в одни ворота: пусть кто-нибудь скажет, что именно такое искусство и нужно современному человеку…

Статья получилась несколько поверхностной, но О́дин всё равно выпустил её с пометкой: «Администрация сайта может не разделять точку зрения автора».

Составитель киноподборки явно обладал схожим с Максимом художественным вкусом; «шедевров» современного кинематографа было совсем немного – весьма редкие и очень относительные удачи из серии «на безрыбье и жопа соловей». Их Максим видел все и пересматривать не стал.

Ещё в квартирке стояла этажерка с довольно странной подборкой книг. Большинство из них были по истории, с уклоном в историю религии, и антропологии, с уклоном в палеозойский период. Максим полистал их, особенно не вдаваясь в подробности, в основном картинки разглядывал…

Буратино теперь выходил на связь редко: говорил только по делу и напрочь отказывался развлекать скучающего затворника праздными беседами.

Самым значительным событием за почти месяц затворничества стала пластическая операция, в необходимости которой Максима убедил Буратино. Пришли какие-то люди в медицинских масках – по всей видимости, хирург с ассистенткой, – и прямо на кухонном столе, принесённом в комнату, сделали из Максима нового человека. Удлинили и загнули вниз кончик носа. Опустили внешние уголки глаз, а сами глаза сделали немного навыкате, как будто под них что-то подложили. Подпилили скулы – лицо стало уже. Губы сделали полней и опять же приспустили углы рта. Облик сделался как будто немного умнее, немного печальнее и гораздо красивее. Из стандартного славянина получился очень симпатичный еврей практически с иконным ликом. Хоть и с голубыми глазами и кучерявыми тёмно-русыми волосами, но такие у ашкенази́[9] – не редкость.