Засим скажем, что мужчины издревле стремились к деньгам и власти, а женщин в сию стезю не пускали пока могли – по причине боязни токмо, дабы конфузов в каком Кутоний очутился, с прочими не приключалось, а мужские измены им с рук бы сходили, или узаконены были, как многоженство и гаремы.
И чтобы там не пели златоусты о смирении живородящей части цивилизации, мол жена тело, а муж голова, – то все лукавство от диавола, какой шепчет своим адептам: «
Посему Ориана, зная об этих инсинуациях, жила по своим правилам, какие ей Диана-охотница и Минерва-воительница нашептали, а то, о чем не ведала, могла учуять через интуицию Персефоны-подземной, какая есть царица подсознания и проводница в бездну.
Миновали дни. Вендимиан, прознав, что все обошлось, вернулся к богине своей и любое желание ее исполнять был готовый, а Ориана и впрямь богине уподобилась, стала именоваться Орианой Сцеволиной Тертией, купила себе большой дом в Остии-Антике и делами занялась крупными и выгодными.
Получив свободу, стала Ориана чаще слушать шепот Венеры и к новым удовольствиям стремиться.
Вскоре придумала она выезжать ради дел любовных в места безлюдные, природами чудесными окруженные, в повозке по ухабам ездить, слившись с Вендимианом в единое целое, и на лошади вдвоем кататься, соединившись подобно стреле Марса с мишенью Венеры. Купались и миловались любовники в бухте морской, а вскоре нашли укромный грот и в нем свили гнездо потайное для утех.
Ориана, в воображении неистощимая, все выдумывала игры разнообразные: то спящею притворялась и велела ее, податливую, якобы украдкой брать, то дикой сказывалась и отбрыкивалась неистово, велев перед тем любовнику взять ее силою.
Там же, в гроте потайном, Ориана решилась ласкать зверя запретным способом волчиц, да так Вендимиана потрясла, что он клялся умереть за госпожу тотчас, коли она прикажет.
А только помнила Ориана, как сбежал он в страхе, и замену ему уже искала, а как нашла – отправила Вендимиана в отставку, но не забыла и в награду за удовольствия, что с ним на пару срывала, как кисти винограда, женила бывшего любовника на богатой римлянке.
Та римская матрона после первой ночи с Вендимианом так высоко оценила его умения, что юноша долгое время жил как муха в меду, пока от приторности не обезумел и римлянке той богатой не изменил с ее служанкой. На сим райские времена для Вендимиана закончились, скитался он, пока не прибился, как утлый челнок, обратно к дому Орианы.
Она и во второй раз ему помогла и пристроила у себя в доме, словно старого пса, от коего толку нет, а выгнать жалко, ибо сердце ноет о том, кого мы приручили.
Сама Ориана долгие лета была юношей наставница и любви горячей искательница, а третий камень из семи – топаз Минервы был с ее избранной дочерью до смерти, а после исчез.
Через пять лет родилась она четвертой жизнью в новой ипостаси, то была мать в поисках четвертого камня – изумрудного самоцвета Деметры; и любовь той девы уже не пахла плотью, а веяла магией любови материнской, безусловной и страдательной, какую Платон считал самой настоящей; посему и назвали ту любовь платонической.
Приняла Дева четвертую женскую силу от изумрудного листа, оброненного Богиней на ее сердце, и сказано было: «Дарую тебе способность любить, внушать любовь и так очищать свою и мужскую души перед зачатием. Пробуждая любовь, ищи счастья, а не беды; люби того, кто носит на руках, а не того, кто мучает». Завибрировали струны, пробужденные мелодией жизни, и обрела Дева внутреннюю красоту, что льется и очищает перед сотворением таинства новой жизни. И сказала Богиня: «Четвертое твое имя – Любовь, ибо отныне в тебе, как и во мне, живет росток материнской любви ко всему сущему, безусловной и бескорыстной в жизнелюбии своем».
Так столетиями училась Ориана слушать богинь, кои свили гнезда в ее душе и в следующих жизнях пример подавали:
В пятой жизни стала наша героиня музой – дочерью Венеры, богини любви, и училась не токмо умению соблазнять естество, а более тому, как пробуждать в мужчинах чудодейственную энергию творца.
В шестой жизни сама Юнона, супруга Зевса, вела избранную деву по пути, преподавая женский прагматизм и стремление к власти в семье, дабы становиться мужу равной как сестра.
В седьмой жизни служила она Весте, хранительнице домашнего очага и храмового огня, и научилась у нее самости женской, какая никогда не играет в мужские игры на мужском поле и по мужским же правилам, но сохраняет и преумножает тайное женское знание.
На сим новеллу об Ориане мы закончим и просим не судить строго исторические вольности, нами допущенные, ибо они есть грунт и фон для картины, написанной красками, где мазками тягучими, а где легкими штрихами и брызгами.
***