Новеллино

Тогда доблестный и славный король увидел, что нерушимая доблесть рыцаря не уступает величию души его матери. И так как он счел, что обстоятельства эти обязывают его исполнить свой долг, ему захотелось показать, что вся проявленная им доблесть не превосходит его великодушия. Поэтому он немедленно ответил им:

— Я не желаю, чтобы кто-либо из вас остался здесь или оставил в залог какую-либо вещь или слово; и потому, женщина, возьми деньги, которые ты принесла мне сюда, и возвращайся домой вместе с твоим дорогим сыном, ибо истинному королю присуще великодушие, в особенности же по отношению к тебе, которая на него надеялась; и так как ты, пройдя долгий путь, явилась сюда лично со своим имуществом и честью, недостойно было бы не исполнить того, на что ты надеялась, так как низость подобных поступков мы чувствуем после смерти. Такая плохая слава принесла бы нашей короне после многих счастливых лет более зла, чем если бы мы слышали о счастье твоем и твоего единственного сына и о неприкосновенности ваших сокровищ. Предоставляю тебе и ему избрать войну или мир, взяться за оружие против меня или бросить его, ибо я надеюсь, что и без его помощи я одержу победу в моем праведном походе.

Тут король велел принести множество богатых и прекрасных подарков, соответствовавших его королевскому достоинству и доблести пленника и его матери; и, одарив их, он распрощался с ними и дал им почетную свиту, с которой они, радостные, возвратились в свои края. Когда они оказались среди арабов, не было никого, кто бы открыто или в душе поверил этому происшествию, ибо оно казалось совершенно невозможным, и мужчины и женщины стекались толпами, чтобы посмотреть на мать, вернувшуюся с сыном. Она неустанно восхваляла великий разум короля, а арабы никак не могли наговориться о великодушии, щедрости и великой доблести короля дона Альфонсо. Побуждаемые этими удивительными поступками, мать и сын пожелали выказать свою благодарность. А потому Молефес, собрав большое войско и много денег, на следующий год торжественно выступил в поход, имея при себе около пятнадцати тысяч солдат, конных и пеших, и, ничего не сообщив об этом португальскому королю, явился в его лагерь. Услышав об этом, превосходный король преисполнился не столько новым изумлением, сколько радостью и принял араба с величайшим почетом и уважением. И, обласкав его, как родного брата, он постоянно держал его при себе; араб же каждый день проникался все большей благодарностью и с великой любовью и верностью служил ему до конца своих дней, отражая его врагов и ведя войну на свой счет.

Мазуччо

Еще раз подтверждая последние слова посвящения этой новеллы, я полагаю, что описанные три добродетели, одна, вызванная другой, могут восприниматься каждая по отдельности как редчайший благоуханный цветок. И конечно, то, что эта женщина была арабкой, не отвратит мое перо от описания ее доблести, которая, хотя и была вызвана материнским чувством, все-таки удивительна для ее веры и убежденности в добродетельности христианского короля, врага и победителя и ее самой, и ее закона, и противоречит природе женщин, обычно столь робких, скупых и подозрительных; она же разом вручила ему себя, свою честь и все свое достояние. Так что если бы нам было нужно рассуждать о недостатках и вообще ущербной природе женщин, то для нашей арабки мы сделали бы исключение. Но, не желая столь долго ее восхвалять, дабы другие не оказались в числе забытых, я скажу лишь, что щедрость нашего щедрейшего государя короля можно описать и особо отметить, назвав огромнейшей и величайшей без каких-либо ограничений. Но, не зная, на какую ступень поместить огромную и бесконечную благодарность арабского вождя, который оказался великолепным, замечательным и благородным рыцарем, я оставляю этот нерешенный спор тем, кого природа наделила большим благоразумием и способностью рассуждать и кто сумеет воздать должные похвалы добродетели как в том, так и в другом случае, при этом никого не обидев. А я, не сходя с пути добродетели, расскажу о другом добродетельном, справедливом и несколько суровом королевском поступке, достойном упоминания в не меньшей степени, чем описанные прежде.

Новелла сорок седьмая

Светлейшему синьору герцогу Урбинскому[302]

Король Сицилии остановился в доме одного кастильского рыцаря. Двое приближённых к нему рыцарей путем насилия лишают невинности двух дочерей хозяина-рыцаря. Король, с величайшим огорчением узнав об этом, заставляет рыцарей жениться на девушках, а затем, позаботившись о чести, хочет удовлетворить и правосудие и тотчас же приказывает отрубить головы обоим своим рыцарям.

Посвящение