Новеллы

Трудно сказать, почему я заметила все это, еще не задумавшись о том, как он попал сюда, но это было именно так. Возможно, конечно, что он возвращался с костюмированного бала и вошел в купе, когда поезд встал, отъехав от станции. Но вот я осмелилась искоса бросить взгляд на его лицо — надо ли говорить, что опытная молодая женщина не станет сразу же пристально смотреть прямо в глаза мужчине, оказавшись наедине с ним в купе, — и всякая мысль о костюмированном бале в сочетании с ним отпала, как глупая нелепость. Это было твердое, спокойное, благородное лицо, глаза смотрели поверх моей головы в пространство. Я почувствовала себя маленькой и жалкой, хотя и вспомнила со смиренной благодарностью, что выгляжу на редкость одухотворенно. Затем мне пришло в голову, что это абсурд: ведь он был только мужчина. Едва эта, мысль пробудила худшие стороны моей натуры, как меня охватил внезапный ужас и я уже была готова броситься к сонетке, но тут он, слегка нахмурившись, словно я его обеспокоила, впервые показал, что замечает мое присутствие.

— Прошу вас, успокойтесь, — сказал он тихим приятным голосом, очень гармонировавшим с его лицом, не обращая на мою привлекательность никакого внимания (это я заметила даже в тот момент), словно я была непослушной девочкой лет десяти или одиннадцати. — Вы здесь одна. Я всего лишь то, что вы пазываете привидением, и у меня нет ни малейшего намерения докучать вам.

— Привидение, — пролепетала я, стараясь собраться с духом и делая вид, что не верю в привидения.

— Вы убедитесь в этом, коснувшись веером моей руки, — холодно сказал он, подставляя мне локоть и глядя на меня в упор.

Мой язык прилип к гортани. Мне пришло в голову, что, если я не преодолею охвативший меня ужас, мои волосы поседеют, а хуже этого я ничего не могла себе представить. Я приложила сложенный веер к его рукаву. Веер прошел сквозь него так, как будто руки не было, и я вскрикнула, словно это был нож, пронзивший мое тело. Мой спутник брезгливо поморщился и сказал уничтожающе:

— Так как мое присутствие беспокоит вас, мне лучше перейти в другой вагон.

И, вероятно, он тотчас исчез бы, но тут я пролепетала чуть не со слезами, пытаясь схватить его за край неосязаемого плаща:

— О нет, пожалуйста, не уходите! Теперь, после того как я увидела вас, я не отважусь остаться здесь одна.

Нельзя сказать, чтобы он улыбнулся, но его лицо смягчилось, и он поглядел на меня с жалостью и в то же время с интересом.

— Я останусь с вами, если это избавит вас от лишних волнений, — сказал он. — Но вы должны вести себя, как подобает благовоспитанной даме, а не поднимать крика.

Еще не изобретен микроскоп, в который можно разглядеть столь ничтожно малое существо, каким я почувствовала себя тогда.

— Извините меня, сэр, — сказала я смущенно. — Обычно я никогда не кричу.

Затем, чтобы переменить тему, так как он пропустил мое извинение мимо ушей, я добавила:

— Но так странно, что вам приходится пользоваться поездом.

— Почему?

— Разумеется, если подумать, то это не более странно, чем многое из того, что мы наблюдаем каждый день и воспринимаем как нечто само собой разумеющееся, — сказала я, стараясь как-то показать ему, что я действительно благовоспитанная дама. — Но разве вы не можете летать быстрее, то есть, я хочу сказать, с большей скоростью?

— Летать! — повторил он с недоумением. — Разве я птица?

— Нет, сэр, но я думала, что привидение может… не совсем летать, но каким-нибудь образом проецировать себя в пространстве, если оно… он… вы соответствующим образом настроены на время и пространство. — Не успела я договорить, как почувствовала, что это звучит очень сухо и чопорно.

Но чопорность ему как будто не претила. Он ответил вполне любезно:

— Да, я настроен именно так. Я могу передвигаться с места на место — проецировать себя, как вы выразились. Но поезд избавляет меня от хлопот.

— Но ведь это так медленно.

— Мне некуда торопиться: в моем распоряжении вечность.

Я поняла, как глупо с моей стороны было не сообразить этого.

— Конечно, — сказала я. — Простите мою тупость.

Он снова нахмурился и слегка тряхнул плащом. Потом сказал строго:

— Я готов ответить на ваши вопросы и помочь вам, насколько хватит моих способностей и осведомленности. Но должен сказать вам, что мне скучны извинения, оправдания, раскаяния и ненужные объяснения. Будьте любезны запомнить, что вы ничем не можете обидеть, оскорбить или разочаровать меня. Если вы глупы или неискренни, мой разговор с вами будет бесполезен, только и всего.

Оправившись после этого выговора, я рискнула спросить:

— Должна ли я задавать вам вопросы? По традиции надо расспрашивать приви… людей с… леди и джентльменов с того света.

— С того света? — повторил он удивленно. — С какого «того света»?

Я почувствовала, что краснею, но не посмела оправдываться.