Новеллы

— Пожалуй, это самый удачный твой фокус, — сказала чернокожая девушка, — хоть мне и очень жаль расставаться с тобой. На мой взгляд, ты человек премилый и намерения у тебя самые добрые.

Пройдя еще с милю, она встретила старого-престарого рыбака, который тащил на плечах огромный собор.

— Осторожнее! Он же переломит твой бедный старый хребет, — вскричала она, бросаясь к нему на помощь.

— Не переломит! — бодро ответил он. — Я — камень, на котором воздвигнута эта церковь[49]

— Но ты же не камень, и этот храм слишком тяжел для тебя, — сказала она, ожидая с минуты на минуту, что он рухнет, придавленный собором.

— Не бойся, — сказал рыбак с добродушной улыбкой, — он весь из бумаги, — и прошел мимо, приплясывая, так что колокола на соборной колокольне залились веселым звоном.

Не успел он скрыться из вида, как на дороге появилось еще несколько человек в черных с белым костюмах разного покроя, тщательно вымытые и гладко причесанные — они тоже несли на плечах бумажные церкви, только поменьше и не такие красивые. Все они кричали ей:

— Не верь рыбаку! Остальных тоже не слушай! Только моя вера истинная!

В конце концов ей пришлось свернуть от них в лес, потому что они принялись швырять друг в друга камнями, а так как целились они ничуть не лучше слепых, то камни летали над дорогой во всех направлениях. И потому она решила, что вряд ли найдет среди них бога себе по вкусу.

Когда они ушли или — вернее сказать — когда сражение прокатилось мимо, чернокожая девушка вернулась на дорогу и наткнулась на очень дряхлого Вечного жида,[50] который сказал ей:

— Ну как, пришел он?

— Кто пришел? — спросила чернокожая девушка.

— Тот, который обещал прийти, — ответил Вечный жид, — тот, который велел мне ждать его пришествия. Я уже совсем заждался. Если он не придет в самом скором времени, то может и опоздать, ибо если чему и учатся люди, так это убивать друг друга все в больших и больших количествах.

— Будто чей-то приход может этому помешать! — сказала чернокожая девушка.

— Но ведь он же придет во славе и воссядет одесную отца, — воскликнул Вечный жид. — Он же сам сказал. Он все уладит.

— Если ты будешь ждать, пока кто-то придет и все уладит, — сказала чернокожая девушка, — тебе придется ждать до скончания века.

Услышав эти слова, Вечный жид испустил горестный вопль, плюнул в лес и заковылял прочь.

Но к этому времени она уже окончательно разочаровалась в стариках и была рада отделаться от него. Она шла все вперед и вперед, пока наконец не дошла до бугра у обочины дороги. Тут она увидела человек пятьдесят своих соплеменников, нанятых, по-видимому, носильщиками, которые, расположившись на почтительном расстоянии от белых господ и дам, с аппетитом закусывали. Поскольку дамы были в бриджах и тропических шлемах, чернокожая девушка поняла, что они такие же участники, экспедиции, как и мужчины. Белые только что кончили обедать. Одни дремали, другие писали что-то в записных книжках.

— Что это за экспедиция? — спросила чернокожая девушка старшего носильщика.

— Она называется «Караван любознательных», — ответил он.

— А они хорошие белые или плохие? — спросила она.

— Они пустоголовые и тратят много времени, ссорясь по пустякам, — ответил он. — К тому же от нечего делать они задают ненужные вопросы.

— Эй, ты! — вскричала одна из дам. — Проходи, не задерживайся. Нечего тебе здесь торчать — только людей зря в грех вводишь.

— Не больше твоего, — возразила чернокожая девушка.

— Глупости, девчонка, — сказала дама. — Мне пятьдесят лет. Я беспола. Ко мне они привыкли. Проходи!

— Можешь не бояться, они ведь не белые, — сказала чернокожая девушка с легким презрением. — А почему вы называете себя «Караваном любознательных»? Что вам любо знать? Может, что-нибудь насчет бога?

В ответ раздался такой дружный хохот, что проснулись даже те, кто дремал, и пришлось снова повторить им шутку.

— В цивилизованном мире на этот счет уже много веков никто не проявлял любознательности, — сказал один из мужчин.

— Скажем, с пятнадцатого столетия, — сказал другой. — Шекспир уже порядочный безбожник.

— Шекспир Шекспиром, — сказал третий. — А вот государственный гимн относится к восемнадцатому веку. И в нем мы, между прочим, помыкаем богом и велим ему выполнять за нас разные подлые политические штучки.

— Это уже не тот бог, — возразил второй господин, — в средние века бог представлялся нам существом, которое помыкает нами и заставляет нас работать, не покладая рук. По мере того как крепла буржуазия, а феодальная аристократия избавлялась от повинностей, которыми она расплачивалась прежде за свои привилегии, мы обзавелись новым богом, которым теперь помыкают наши высшие классы, заставляя его работать не покладая рук. «Заклейми их подлую политику! Разоблачи их воровские трюки!» — и тому подобное.

— Правильно, — сказал первый господин, — тогда же появился третий бог — бог мелкой буржуазии, в обязанности которого входит смывать по воскресеньям своей кровью все, что успел занести за неделю на свою аспидную доску ангел, регистрирующий их мошеннические торговые сделки.