Фелисардо встретился со своими родителями, которые, так как они были людьми благородными, оплакивали постигшее их бесчестие и опасность погубить свою душу, грозившую им в этой земле; впрочем, их несколько успокаивало большое количество церквей и богоугодных учреждений, которые они там видели. Общая судьба усиливает веру в скорое избавление и ослабляет страдания от невзгод, как сказал какой-то философ, кажется Миртил {20}; так говаривал и блаженной памяти монах Антонио де Гевара {21}, знаменитый писатель, который никогда не боялся приписать свое изречение какому-либо древнему автору, хотя тот зачастую даже и не заикался на этот счет, да и не мог бы заикнуться, ибо нечто подобное мог бы изречь лишь какой-нибудь современный писатель. Но Гевара любил иной раз повысить цену своим утверждениям, прибавляя к ним: "Как сказал великий Тамерлан", или: "Как значится в московских летописях, хранящихся в библиотеке Каирского университета". Ибо, если сказано хорошо, то не все ли равно, на каком языке - греческом или кастильском, а если плохо и вяло, то неужели авторитет сказавшего для нас значит больше, чем то, что сказано? Я нашел как-то в одной славненькой книжечке, называющейся "Испанская антология", такую сентенцию, высказанную неким графом: "Бискайя бедна хлебом, но богата яблоками", а на полях стояла пометка владельца книги, очевидно человека со вкусом: "Скажет тоже!", что мне показалось весьма забавным.
Но возвращаюсь к моему рассказу. Несколько дней Фелисардо и его родители ломали себе голову, как им быть, словно в их положении и впрямь можно было что-нибудь придумать. Вот тут-то и я должен сознаться, сеньора, что сам не знаю, как и почему (никто мне не мог этого объяснить), но только Фелисардо вдруг стал турецким пашой. Это чрезвычайно напоминает комедию, где во мгновение ока принц становится бродягой, а дама - мужчиной, да притом еще настоящим мужчиной, как говорят в народе. Как это ни печально, но только Фелисардо стал настоящим турком. Он теперь одевался по-турецки и носил на голове тюрбан; и так как он был высокого роста, очень смуглым и имел красивые усы, то ему настолько было к лицу это одеяние, что казалось, будто он в нем и родился. Его осанка, мужество, изящные манеры, смелость и достоинство, с которым он держался, побудили султана приблизить к себе юношу; и нередко он весьма откровенно обсуждал с ним испанские дела. Султана этого звали Ахмет, и было ему в ту пору тридцать три года. Был у него брат по имени Мустафа, которого он посадил в тюрьму, намереваясь его убить, согласно дикому обычаю этих варваров. Для такой цели он послал в тюрьму Хозяина жизни с несколькими слугами. Приблизившись к тюрьме, они обнаружили, что она накрепко заперта, а Мустафа непринужденно разгуливает на свободе. Они доложили об этом султану, и тот, увидев в этом некое чудо, приказал снова заточить брата. Затем, по совету муфтия, их высшего духовного начальника, Ахмет все же решил умертвить брата. Но в ночь накануне убийства Ахмету привиделось, будто некий воин грозит ему копьем, и тогда, ужаснувшись, Ахмет решил сохранить Мустафе жизнь. Все же и после этого многие подстрекали его убить брата, и однажды он хотел из окна своего дворца, выходившего в сад, где прогуливался Мустафа, пустить в него отравленную стрелу, но внезапно его охватил такой ужас, что лук задрожал и выпал у него из рук. Султан после этого случая настолько смягчился духом, что не стал даже требовать от брата каких-либо подарков - ни одежд, ни золота, ни чего-либо другого. Так что брат его и поныне жив, и многие даже полагают, что Мустафа станет его наследником, хотя у султана много своих детей, из которых два сына и две дочери появляются на людях, остальные же скрыты в недрах дворца.