Новеллы из цикла «Тысяча»

И с удивительной простотой осуществлял то, что другим казалось очень сложным, трудным и неосуществимым. Сейчас ему двадцать три года. Его считают хорошим работником и назначили начальником большого вокзала. Он пришел, чуть сутулый, веселый и серьезный, как всегда, обошел помещения вокзала, не вызвал к себе, а сам пришел к завхозу и спросил, сколько человек моет, в вокзальных помещениях пол и лестницы? Ему сказали: двадцать человек. Он подумал и предложил: нанять сегодня же восемьдесят и три раза подряд вымыть все полы, все лестницы, все окна, двери и стены – там, где они покрыты масляной краской. Завхоз пробовал что-то сказать, возразить: смены, бабы, пассажиры, поезда, в ближайшие дни все равно наследят, плохая погода, вот подождать, будет сухо… Затем вызвал коменданта, и комендант тоже что-то говорил о метлах, швабрах, которые заказаны. Новый начальник вокзала подумал и сказал:

– Сегодня начать мойку.

Потом подошел к кассам, посмотрел на толчею перед двумя окошками, на длиннейшую очередь и тоже не вызвал к себе главного кассира, а пошел к нему и спросил: почему не сидят кассирши в шести остальных, наглухо заколоченных окошках? Кассир сказал, что нет людей, штатные единицы, РКИ, сокращение расходов, нагрузки, смены, экономия. И вопросительно двигал бровями и ушами. Новый начальник выслушал, подумал и сказал:

– Сегодня; же посадить во все окошки кассиров. Чтобы не было очередей. Никогда. Ни при каких условиях.

Кассир вызвал администратора, счетовода, и все заговорили: невозможно, контроль, штаты, РКИ, штатные единицы, не во все дни работа. Начальник вокзала подумал и сказал мягко:

– Сегодня же это сделать.

Потом пошел в вестибюль у главного входа. Там стояла женщина с обвязанной теплым платком головой и резко возвращала пассажиров: «Кругом! Кругом! Не слышите, что ли? Вам говорят: кругом!» Начальник подошел к ней и спросил, кто ей поручил не пускать пассажиров. Она ответила: комендант. Он пошел опять к коменданту и сказал: пускать пассажиров через главный зал, а не кругом.

В следующие дни новый начальник совершенно просто и четко, точно так же, как делал все распоряжения, заказал много новой мебели, удобные скамейки – удобные и изящные – по рисункам художников, ремонтировал много помещений, сам следил, как перестраивали и делали образцовые уборные, оборудовал комнаты отдыха, читальню, комнату матери и ребенка. Тем же мягким голосом и так же всякий раз делая паузу, чтобы подумать, он снял с работы шесть человек, которые не выполняли его распоряжений, двоих отдал под суд за растраты и превышение власти, нескольким сделал выговора и предупреждения. Производственные совещания длились у него по 15–20 минут, не дольше. В полтора месяца вокзал стал неузнаваем. И когда через два с половиной месяца после поступления его на эту работу он прочитал в комсомольской газете заметку о своей хорошей работе и увидел свой снимок, он полуудивился, испытал острую и колющую радость и – сейчас же – смущение, сказал сам себе: «Вот тебе и на» – и спрятал газету в стол, чтобы она не бросалась в глаза товарищам по работе.

* * *

Работает по осушке болот на Колхидстрое. Доставляет горючее для экскаваторов, роющих каналы. Экскаваторы черпают столетнюю гниль, неподвижные царства из мутных корней, комариных личинок, всецветных и печальных болотных снов. Образуется широкий прямой канал, куда стекается невысыхающая накипь, мутные стоки, вечная сырость, малярийная лихорадка. Экскаваторы с грохотом и лязгом подвигаются все дальше и дальше. Им нужно доставлять горючее. Как? Лодка не может пройти. Лошадь не может пройти. Самолету негде снизиться. Колесу не на что опереться. Осел скользит и падает на размытых торфяных и топких тропинках.

Только человек может кое-как пробраться. И он идет, нагруженный баком с горючим. Как он ходит по этим тропинкам? Иногда он мостит себе путь ветками. Иногда везет горючее на санях – по грязи. Часто погружается в топь в своих резиновых сапогах и спецовке, но как-то находит в воде твердую опору. Безошибочно обходит глубокие места, откуда можно не выбраться. Но он благополучен. Ничего нет подчеркнуто упорного ни в его затылке, ни в подбородке, ни в плечах. Черные глаза смотрят спокойно и немного удивленно. Ничто как-будто сразу не говорит о редкой настойчивости и стальной воле. С горючим он не опаздывает. Не опаздывает. За год работы еще ни разу из-за него не останавливался экскаватор. Он ударник. У него есть нормы. Как можно устанавливать нормы прохождения по новым путям, по действительно неизвестным тропам – часто непонятно. Но они существуют – нормы.

На собрании инженер говорит, что по тем опасным, топким, скользким, грязным, мучительным дорожкам, по которым он должен проходить, через год будет по мягкому шоссе скользить автомашина, а по краям дороги будут стоять пальмы. Он знает, что это будет так, с видимым удовольствием слушает и удивленно улыбается.

* * *