Новенький

– Нет-нет-нет. Не мели ерунды. Я же не об этом. Сами по себе ласки с тем, кого любишь, очень приятны. Ласки и потом секс с тем, кого любишь, замечательны. Ласки и потом секс с тем, кого не любишь, – нормально. Ласки без секса с тем, кто тебе даже не нравится, по пьяни, в комнате, где полно людей, и притом ни ты, ни партнер не собираетесь раздеваться, – катастрофически омерзительное занятие, блин.

– Черт! Поверить не могу. Что это такое? Ты же два месяца назад девственником был!

– Я способный ученик.

– Господи. Как ты?.. Где ты?.. Черт! Ты абсолютно прав! Какой я идиот. Блин. Что же мне теперь делать? Что же мне, черт возьми, теперь делать?

– Не знаю. Что хочешь.

– Блин!

– Слушай, – сказал Барри, – может, сходим в эти выходные в кино или еще куда?

– Правда? Ты правда хочешь? То есть... да? То есть да. Еще бы. Давай.

– Ладно, успокойся.

– Ладно. Да. На что ты хочешь пойти?

– Вторая «Муха» только что вышла, – сказал он.

– Не-е-ет. Ужасы – это не для меня. Больно скучно. Может, «Четыре приключения Рейнетт и Мирабель»[17] в «Эвримене»?

– Господи, ты действительно гей.

Глава девятнадцатая

Один парень по имени Пирс Уорд ставил всех в тупик. Аккуратно приглаженные волосы, вельветовые брюки, мягкий зеленый пиджак – мальчик из правильной частной школы. Но по неизвестной причине он семь лет варился в нашем культурном котле. Без сомнения, он был наименее популярным парнем в школе, но его это, похоже, ни капли не трогало. Видимо, всеобщее отвращение он считал доказательством своего превосходства. Так же он воспринимал и свою неспособность к спорту – будто слишком умен для чисто физического, и свои неудачи на уроках – будто слишком значителен, чтобы стараться быть умным. Создавалось впечатление, что с такой самоуверенностью его даже самый ошеломительный провал ни на секунду не заставит усомниться в себе. Словно имелась некая шкала достижений, настолько важная, что никто из нас и понятия о ней не имел, некая непостижимая для нас сфера, где он был звездой.

Его персональное великолепие проявлялось, разумеется, в умении держать себя – искусство, о котором мы, евреи, не имели ни малейшего понятия. Когда он подал заявку в Кембридж, над ним все смеялись, но, видимо, Тринити-колледж что-то такое узнал о его секретных достижениях, и персонально для него снизил планку поступления, пообещав принять его не с тремя пятерками, а с четверкой и двумя тройками. Он с успехом поступил, а впоследствии добился огромного успеха, став президентом Кембриджского дискуссионного общества. Там его единогласно выбрали спикером за способность отстаивать свои аргументы под нескончаемым градом насмешек Сейчас он на пути к успешной политической карьере.

Однако никто точно не знал, что он забыл у нас в школе. Ходили разные слухи о том, почему он не получает приличного образования, – вплоть до того, что так родители наказали его за попытку ограбить поместье в Кенте.

С точки зрения истории, престижных выпускников и прекрасных традиций с нашей школой определенно все было в порядке. Она могла бы даже возвыситься до ранга настоящей закрытой частной школы, достойной пэров, если бы не... если бы школа не стала... если бы ее не оккупировали... полагаю, вы понимаете, к чему я веду.

Высокая плата за обучение, хорошие результаты, но у воспитанных людей возникало чувство, будто наша школа почему-то привлекает «не тех людей». Школа словно... ну как бы... сбилась с пути.

Невозможно было отделаться от ощущения, что это мнение разделяют и некоторые преподы.

Никакого расизма тут не было. Совершенно точно. Жиды, пакистанцы, латиносы, негритосы были здесь абсолютно на своем месте. Они просто немножко зарывались, вот и все. То, как они себя вели, как только их пускали в школу, лишний раз доказывало: чему их ни учи, приличными англичанами им не стать. Они жаловались на питание, жульничали на физкультуре и рассчитывали попасть вечером домой. Казалось, они должны быть благодарны, что их вообще сюда пустили. Но нет же – только войдя в центральные ворота, они начинали вести себя так, будто это место принадлежит им. Особенно евреи. Большинство косоглазых кое-что знают о скромности. Империя и все такое. Была к ним очень добра. Понимаете, они умеют играть в крикет. Но евреи? Когда вы в последний раз видели жида – достойного форварда? А? Да они элементарно неспособны. Деньги – единственное, что они понимают. И на экзаменах подмазывают. В этом вся беда.

Учреждениям, ценящим свою историю, наша школа была наглядным примером: если один раз впустить людей, которые... Нет, вернее, если один раз позволить главенствовать парням, которые не... из серьезных старомодных семей, – школа теряет свой социальный статус. Сорняки забивают колосья, и не успеешь оглянуться, иностранцы столпились, словно мухи над... э-э, над медом.