Новенький

Ближе к рождественским каникулам все начали хитрить, добиваясь должностей и любых официальных званий, чтобы вписать в анкету ЦСУПК что-нибудь привлекательное. Парни чуть не подрались, выясняя, кто был секретарем школьного астрономического общества (которое собиралось раз в году поглазеть на небо из окон кафедры математики) или председателем общества меломанов (которое не собиралось никогда, но если б собралось, поставило бы пластинку и потом о ней болтало), или официальным координатором по транспорту школьного прогулочного клуба (который ходил гулять один раз, много лет назад).

Хотел бы я сказать, что паника вокруг анкет ЦСУПК была мне чужда, но на самом деле я паниковал, как и все остальные, отчаянно пытаясь состряпать какие-нибудь выдумки, которые превратили бы меня в энтузиаста чего-нибудь. Я не ожидал, что глубокий интерес, с которым я смотрел телевизор и слонялся по городу вместе с Барри и Луизой, произведет особо волнующее впечатление. («Остановите собеседование! Я хочу вот ЭТОГО. Он разбирается в комедиях положений и знает, как пройти к торговому центру святой Анны тремя разными путями из «Жареных кур Кентукки», что напротив того места, где раньше была «Гранада».)

А Барри решил, что академическая карьера не для него. Он не морочился с заявлениями в университет, а вместо этого записался на консультационные курсы в Центральном Лондоне, рассчитывая потом заняться какой-нибудь благотворительностью. В глазах школы такая карьера равнялась проказе.

Глава тридцать восьмая

Мое общение все больше удалялось от школы, а регбисты, главные господа с первого класса, теперь вроде как тащились где-то позади и по-прежнему ходили на все те же тусовки. Единственная разница была в том, что девушки их теперь не переваривали, так что регбисты скатились до проведения мальчишников образца пятого класса. Они не считали, что это называется «скатиться», и были счастливы вновь оказаться в прежних условиях полной свободы «все-мальчики-вместе», где им было лучше всего.

В младшем шестом классе их группа расширилась, впустив персонажей вроде Нила Котари и Дэйва Сэмюэлса, но теперь эта бахрома отпала (Дэйв и Нил, похоже, только и делали, что крутили туда-сюда пластинки в гаражах Уэмбли и Чок-Фарм), и клика закоренелых регбистов вернулась к чистейшему, наиболее сексуально подавленному ядру. Игра в содомию на диване, популярность которой к концу младшего шестого класса слегка померкла, теперь с новыми силами вернулась в качестве основного утреннего занятия, а Школьный Зверь, несколько отодвинутый на второй план в последний год, вновь занял свое место на пике социальной кучи-малы (по случайности располагавшемся в самом низу кучи-малы на диване).

Тусовки без девушек, на которые я, разумеется, никогда не ходил, были, надо полагать, совершенно дикими, пьяными и оставляли массу возможностей для энергичной отроческой игры. Говорят, на одной тусовке Школьный Зверь так завелся, что поднялся по лестнице и нырнул в постель к разведенной мамочке Мэтью Голда. Когда он начал лапать ей задницу, она проснулась, хрястнула его по морде, минут десять на него орала и выкинула из комнаты. Он решил, что она набивает себе цену, и через полчаса предпринял вторую попытку.

Я же пришел к унылому заключению, что сексуальная жизнь – еще сложнее, чем никакой сексуальной жизни. Фаза «гооооооооооллл-Зико-Бразилия» длилась, наверное, дня три, а затем меня поглотило новое болото параноидальных ужасов, о которых я раньше слышал, но всерьез никогда не принимал. И уж точно не думал, что они настигнут меня.

На самом деле самая страшная вещь в жизни случилась со мной однажды вечером, когда я лежал в постели с Луизой. Мы были любовниками, amants, ебливыми кроликами уже почти месяц, и секс становился весьма беспокойным. Она была... ну, очень требовательна, а мне это казалось каким-то живодерством. Чем холоднее она была как друг, тем больше хотела живьем съесть меня в постели.

Словно решила, что как человек я ей не нравлюсь, но именно это и возбуждает ее больше всего.

Однажды она меня по-настоящему побила, а когда я заорал, что мне больно, хлопнула по лицу. Потом я уже боялся жаловаться. Вот это и впрямь ненормально: я ее действительно боялся.

В общем, как я уже сказал, самая страшная вещь на свете случилась у нее в спальне однажды вечером: мы занимались сексом, когда...

Не знаю, как выразиться.

Я не ханжа, и мой лексикон достаточно смачен, чтобы описывать сложные моменты, но я просто не знаю, как справиться с тем, что случилось...

Ну – она сначала немножко пососала, а потом я заметил, что она сползает вниз и пытается... она начинает лизать мой...

Глубокий выдох. Свежий горячий чай. Покончим с этим.

Ну, скажем, она сунула свой язык туда, куда не светит солнце.