Новенький

Они добились своего, моя голова шла кругом, и накатившуюся тошноту уже было сложно сдержать, но запас идей у этих двух позитивных и жизнерадостных богатырей не иссякал. Их новая идея звучала "пробежать крокодильчиком". К этому моменту мозг отказывался что-либо понимать, поэтому Игорь, с добродушной улыбкой, вызвался на собственном примере показать, как это делается, а заодно и устроить со мной эстафету. Если я выигрываю, то сдача нормативов заканчивается.

Как снисходительно-то, а.

Смысл в чём: надо встать в упор лежа, согнуть руки в локтях, опустив тело в крайнее нижнее положение, и, не поднимая туловища, передвигаться до конца спортзала и обратно в таком вот положении на четырёх точках опоры. Со стороны это действительно было похоже на бег крокодилов. И судя по тому как Володя заливался смехом, это было очень смешно. К сожалению, не для всех…

Я хотел, чтобы сдача нормативов уже закончилась и пытался обогнать Игоря в состязании, но я чётко ощущал, как натянут мой пресс и каждое движение отдается дикой болью. Ноги после прыжков и кросса отказывались двигаться от слова вообще и лишь тянулись следом, болтыхаясь как две ленточки, привязанные к заднему бамперу машины. Руки предательски дрожали, время от времени подламываясь, и моё тело с шумом падало на деревянный пол. Я с трудом успевал отворачивать голову в сторону чтобы не разбить подбородок.

Мне казалось, что за время сдачи тестов я успел изучить каждую щель потертого деревянного пола старого игрового спортзала. Успел поднять многолетнюю пыль в каждом его углу, и мы так полюбили друг друга, что он никак не хотел меня отпускать, притягивая к себе всё сильнее.

До финиша оставалось меньше половины. Сквозь отключающийся рассудок я слышал, как они подбадривали меня, как кричали держаться и не сдаваться, слышал, но уже не видел. Еле приподнявшись на ноги, покачиваясь, я шёл к двери. Свежий воздух и урна – эти две цели искал мой автопилот в окутавшем меня тумане. Кто придумал эти урны из гильз артиллеристских снарядов? Они хоть раз пробовали туда блевать? Да, понимаю, это не то предназначение, которому они служат, но всё же. У гильз узкая горловина, в которую чертовски сложно опорожнять содержимое своих внутренностей! А ещё ненавистный запах бычков. Боже, каких красок он добавлял в и так неприятные ощущения. Лишь просидев больше двадцати минут обнимая урну на бетонном тротуаре, я смог пошевелиться. Парни великодушно помогли присесть на скамейку и предложили зеленый чай, но меня и без него достаточно полоскало.

– Молодчик, сдал неплохо. Мы думали, ты щупленький, раньше сломаешься! – улыбаясь добрейшей улыбкой в тридцать два зуба, не сдерживая смеха, произнес Володя.

Я уже и сам знал, что сдал. Причём знал это ещё до их самодеятельности с кувырками и крокодилами. Тесты я знал наизусть и готовился к ним последние полгода, но не ожидал, что попутно должен сдать на значок Гагарина.

– Ещё чем-нибудь увлекаетесь? -прервал мои воспоминания полковник.

– В шахматы люблю играть, товарищ полковник, и книги читать.

– Какие крайние книги вы прочитали?

– "На западном фронте без перемен" Ремарка и "451 градус по Фаренгейту".

– Неужели "451 градус по Фаренгейту" написал тоже Ремарк?

– Никак нет! Бредбери.

– А имя у него есть?

– Я в этом уверен, товарищ полковник, поэтому ответ положительный, – пытался я быстро отшутиться, ведь имени я не запомнил, хоть и держал её в руках меньше месяца назад.

– И какое же?– подняв голову, ждал он ответа.

Под этим взором было страшно что-то выдумывать, и мне оставалось лишь ответить честно.

–У меня есть дурная привычка не запоминать лишней информации. Мне более интересны мысли автора, которые он хотел донести до читателя, чем его имя.

– Да? Интересно, и о чём же хотел нам сказать Эрих Мария Ремарк своим произведением?

– Что война одинаково ужасна для бойцов с обеих сторон. Что в обычной жизни они бы возможно дружили, и, сломайся один на трассе, "противник" мог бы остановиться и помочь ему как человеку, попавшему в беду, а война заставляет резать и убивать, не думая, таких же простых людей, которые, как и ты, просто хотят вернуться домой живыми.

Следующий вопрос, обращенный ко мне застал врасплох.

– И это мне говорит человек, который служил срочную службу в разведроте в Чеченской Республике, когда там было жарко, и который стремится туда снова?

– Но вы ведь тоже сохранили в себе все человеческие качества хотя и были в Афганистане, – парировал я, не подумав о последствиях. Просто слово «Чечня» для каждого из тех школьников, что побывали там, звучало как выстрел и, непроизвольно, ставило в боевую стойку, одновременно заставляя показать оскал. Наверное, это привычка, которая забилась глубоко в подсознание. Хочешь выжить, будь готов увернуться и ударить противника, пока тот не опомнился и не сгруппировался для нового нападения.

Полковник поправил очки и с легким недоумением взглянул на меня, потом на фото на стене, на меня, и, молча, вернулся к документам.