Новички в академии

Его бархатистый голос успокаивал и дарил такую радость, что хотелось расправить крылья и взлететь. Он в меня верил!

– Дейн Флейм! Знаете… Моё признание – вовсе не розыгрыш! – смущённо пискнула я.

Я решила, что с меня хватит страхов и домыслов. Хотелось узнать наверняка, как он ко мне относится. Ведь Иртон приглашал меня на свидание.

– Как я мечтал услышать эти слова, – тут же радостно отозвался Иртон и наклонился надо мной, заглядывая в лицо и слегка обнимая за талию. А я подалась навстречу, не думая ни о чём, лишь желая стать ближе, прижаться к нему всем телом.

Наши губы едва ощутимо соприкоснулись, но насладиться поцелуем не удалось – в этот миг в дверном проёме молнией пронеслась яркая вспышка фотоартефакта. Кто-то гадко расхохотался и быстро скрылся, вылетев из стрельчатого окна в коридоре.

«Розамунд!» – поняла я, кидаясь к двери.

– Элли! Постой! Нам ничего не грозит, – растерянно проговорил Иртон.

– Нет! Лучше вам не знаться со мной! Простите! – воскликнула я, заливаясь слезами, и в панике выбежала из кабинета. Как же я не подумала о возможной слежке? Меня уже отметило клеймо позорной славы, и я не могла тянуть за собой Иртона. Ради любви к нему! Но кажется, было уже поздно…

Я вылетела в окно, но так и не поймала Розамунд. Хотелось разбить фотоартефакт и расцарапать ей лицо. Но она растворилась гадким полтергейстом. В своей комнате она тоже не ночевала. Похоже, воспользовалась порталом для быстрого перемещения. Я боялась помыслить, куда именно…

Только вечером на зеркале в купальне появилась надпись помадой: «Задание засчитано, милая фрейлина». Но травля не прекратилась. Стало только хуже.

Уже на следующие сутки в «Тимарском сплетнике» на первой полосе красовалась фотография моего поцелуя с подписью: «Падение нравов на Магфорте! Тайным любовником Элли Агасси оказался загадочный преподаватель Иртон Флейм. Домогательства в стенах академии?»

Похоже, Розамунд с самого начала выполняла поручение отца и теперь на потеху публике добыла для него свежую сенсацию про род Агасси. И я почти добровольно стала соучастницей.

«Катастрофа!» – поняла я, представляя, как Иртон будет объясняться перед ректором. Судя по слухам, его действительно вызвало руководство. Возможно, теперь я навечно разрушила его репутацию и как преподавателя, и как спортсмена. Да и как возможного жениха другой девушки. Ведь это пятно на имени рода: преподаватель пристаёт к студенткам на отработках. Так всё представил «Сплетник».

С тех пор мне постоянно хотелось убить Розамунд, но эта говорящая поганка старательно избегала меня, делая подлости исподтишка. Я мечтала утопить её в море! Тогда бы про меня, пожалуй, вышла более интересная статья. Последняя перед казнью.

Впрочем, у глупой слабачки не хватило бы духу совершить нечто подобное. Я пряталась ото всех, скрываясь в нишах коридора, запираясь на долгое время в купальне или забиваясь в потайные уголки парка. И покорно терпела насмешки как наказание за вынужденное сотрудничество с Розамунд.

А с Иртоном я больше не разговаривала. Мы и не смотрели друг на друга, пересекаясь лишь на занятиях. Только один раз он подошёл ко мне и тихо спросил:

– Элли, в чем дело? Я стал тебе противен?

– Дейн Флейм… Пожалуйста, не мучайте меня, – всхлипнула я, убегая с полигона. – Дело не в вас, а во мне!

– Ага, дай угадаю: всё из-за того розыгрыша? Эй, Элли! Хватит бегать от меня… Ладно, похоже, я должен кое-что проверить, – мрачно бросил он и вскоре пропал на неделю, якобы отлучившись по делам на материк. А я боялась, он уже никогда не вернётся. Что значили его слова? Как бы мне хотелось знать всю правду!

Но он не возвращался. Холодные дни тянулись, наполненные вязким отвращением к себе. И незаметно подошло время осеннего бала, куда рекомендовали явиться всем первокурсникам.

Обширный зал сиял тысячами огней, отражённых в начищенном паркете. Девушки кружились в роскошных нарядах. А я пришла в простом синем платье – на танец меня всё равно не пригласили бы. Чтобы не ловить сотни осуждающих взглядов, которые, возможно, только мерещились, скрылась за портьерой.

Я дышала на холодное стекло и рисовала на нём узоры. Меня душили слёзы: на этом балу все выглядели такими счастливыми. И вот сидела неудачница Элли Агасси.

– Проклятье! – разрыдалась я, прислоняясь лбом к раме.

– Смотрю, кто-то плачет за портьерой, а не танцует? Нарушение дисциплины! – вдруг раздался над ухом глубокий голос. Штору порывисто отдёрнула могучая рука Иртона Флейма, облаченного в ослепительно-белый фрак. Я вытянулась, точно солдатик, и пролепетала:

– Дейн Флейм! Я так виновата!

– Да в чём же?

– Это фото… Оно появилось в газете из-за меня. Розамунд заставляла выполнять свои поручения. Она шпионила за мной в тот день. Я должна была догадаться!

– Да, тебя подставили. Мы с ректором прижали эту Розамунд. Под видом игры в «королеву» и «фрейлин» она собирала компромат для новых сенсаций и стравливала жертв. Ничего, теперь она под угрозой отчисления и без фотоартефакта, – прорычал Иртон. – И ещё я наведался к её отцу, Фергюсу Тарли.

– Вы убили редактора?!