Новичок

В самом попадании мне в лицо не было ничего сверхъестественного. Как я уже говорил, это, блин, хоккей а не балет! Но вот за маму я переживал.

Тут же ко мне подскочил один из наших врачей, Сан Саныч Нестеренко, монументальный седой мужик прошедший со своей санчастью всю войну с немцами и закончивший свою службу в отбитом у японцев Порт-Артуре.

— А ну-ка, хлопцы, помогите мне, — обратился он к тренерам и медикам «Автомобилиста», — нашему жонглеру надо в раздевалку.

* * *

— Терпи пацан, — сказал он мне, когда мы оказались в раздевалке, — знаю, что больно, но надо терпеть.

В это время он достал из ведерка со льдом вдавленную по центру монету, десять немецких рейхсмарок, вся команда знала, что под Кенигсбергом она спасла ему жизнь, когда немецкий снайпер подловил Сан Саныча, вытаскивающего с поля боя раненого, и прижал её к моему правому глазу.

— Да что вы, Сан Саныч, со мной как с пионеркой разговариваете? Делайте свою работу, — сказал я.

— Молодец, казак, — подбодрил он меня, — терпи, есаулом станешь.

Потом он взял в руки скальпель и вскрыл налившуюся кровью гематому, которая образовалась на месте моей правой брови.

— С этим разобрались, — раздался его голос через несколько секунд, — а теперь будем шить.

— Шрамы украшают мужчину, — сказал я, — Сан Саныч, поторопитесь, мне на лёд надо.

— В спешке только котята рождаются, да и те слепые. Саша, заткнись, пожалуйста, не говори под руку…

— Ну вот и всё, — довольно сказал он, — я не белошвейка, да и зеркала у нас нет. Но всё в порядке.

— Отлично, можно мне на лёд теперь? — нетерпеливо спросил я.

— Секунду жонглер. Дай-ка я посмотрю на твои реакции. Сколько пальцев? — он показал мне три пальца.

— Три, — ответил я.

— Хорошо, в глазах не двоится?

— Нет, Сан Саныч, что вы? Всё со мной нормально.

— А ну-ка вытяни левую руку и дотронься до носа…. Хорошо, а теперь правую… Отлично. Теперь два приседания и снова правой до носа.

— Доктор! — взмолился я, — всё со мной в порядке!

— Были бы мозги — было бы сотрясение, но ладно. Я тебя допускаю до игры.

— Спасибо, — с чувством сказал я.

Один из администраторов команды подал мне новое джерси взамен залитого кровью, и я, переодевшись, вернулся на скамейку.

Правда Асташев, козлина такая, не выпустил меня до конца второго периода.

Который так и завершился со счётом 1–2 в пользу гостей.

* * *

— Семенов, можешь раздеваться, — объявил Асташев, когда вся команда вернулась в раздевалку во время второго перерыва, — на сегодня ты закончил.

Вот это поворот! Не ожидал, что наш главный тренер окажется таким перестраховщиком. И самое главное, с чего? Меня зашили, медицина одобрила мое возвращение в игру, в чём проблема?

Именно это я и озвучил Асташеву. Я был готов вернуться в игру. Попадание шайбы мне в лицо — это просто попадание шайбы в лицо! Я же не футбольная балерина, падающая от любого толчка! Я хоккеист! Мы из другого теста!

На моё счастье Нестеренко был того же мнения, что и я. Доктор отозвал Асташева в сторонку и тихо, но при этом эмоционально начал что-то говорить главному тренеру.

— Хрен с тобой, золотая рыбка, — сдался в результате Асташев, — пусть играет. Но под твою ответственность!

Вот от всей души спасибо медицине, Нестеренко всё правильно сделал, я был готов играть…

* * *

На самом деле я не злопамятный, но память у меня хорошая.

Так что я запомнил, кто меня чуть не вырубил в середине второго периода. И когда моё звено оказалось на льду одновременно с третьей тройкой Динамо, в которой играл Знарок, я осуществил свою маленькую месть.

И всё было в пределах правил, я же не безбашенный тафгай, в конце концов!

Всего-то нужно было дождаться, когда мой обидчик примет шайбу возле борта и неосторожно опустит голову…

На! От всей души получай! Вот вся нижнетагильская молодежь в моём лице передаёт свой пламенный привет латышской ССР!

Знарок был в этот момент в своей зоне, и мой силовой приём буквально размазал его по борту. При этом я выполнил силовой настолько чисто, что у москвича Козина, главного судьи матча, не возникло никаких сомнений. Всё в пределах правил, чтоб вас!

Олег Валерьевич распластался на льду, а я оказался с шайбой в левом круге вбрасывания в чужой зоне. В офисе Овечкина! Я не Великая Восьмерка, побившая вечный рекорд Гретцки. Но я тоже кое-что могу!

Клюшка выгибается как туго натянутая струна! Щелчок!

И шайба попадает в крестовину и отскакивает в сетку! 2–2!

Эхх, жаль, что вокруг меня чопорный и сдержанный Советский Союз! Внутри меня всё буквально клокотало, и я бы с огромным удовольствием показал бы кузнецовскую птичку.

Или что-то подобное, благо, что в мой время хоккеисты не сдерживали себя в проявлении эмоций…

* * *

До конца третьего периода пять минут. «Автомобилист» играет в большинстве, я только что сменился и сейчас от волнения грызя капу, и смотрю со скамейки, как мы осаждаем ворота Ирбе.

Бросок Бякина! Подставление Кутергина, и Ирбе каким-то чудом отбивает! Вот же козлина! Да еще и отскок лёг на клюшку рижанина!

Грундманис пытается выбросить шайбу из своей зоны, но у него это не получается!

Бякин перехватывает и отдаёт под бросок Ерёмину.