В распоряжении экспедиции было около тысячи кинофильмов, из них полсотни хороших и десяток отличных. Беспристрастная комиссия распределила их по станциям. Делёж сопровождался бурными сценами. На глазах гибли репутации многих титулованных деятелей кино — их побитые молью и обветшалые картины не выдержали проверки временем. Когда списки были утверждены, продолжались закулисные сделки: «Мёртвый сезон», «Берегись автомобиля! „и „Девять дней одного года“ шли по курсу один к двадцати, популярный «Фитиль“ меняли на десяток других безликих картин, а полнометражный шедевр о борьбе за повышение поголовья верблюдов отпихивали от себя руками и ногами — берите даром.
Умудрённый опытом Владислав Иосифович Гербович дал начальникам станций добрый совет: в период зимовки просматривать фильмы в алфавитном порядке. Что ни говорите, а какая-то перспектива. Сегодня проглотишь жидкую похлёбку, завтра набьёшь оскомину засахаренным вареньем, зато послезавтра насладишься превосходным бифштексом.
— Согласны крутить фильмы по алфавиту? — спросил Сидоров, когда мы прилетели на Восток.
— Согласны!
— Тогда сегодня смотрим… — Сидоров взглянул на список и содрогнулся, — …кто хочет, пусть смотрит, а лично я почитаю книжку.
Подавляющим большинством голосов с разумным и даже мудрым планом тут же покончили, и киномеханик-самоучка Тимур Григорашвили пошёл на склад снимать сливки. Как и следовало ожидать, лучшие фильмы были проглочены за две недели.
— Кто вас предупреждал? — поругивал Сидоров обескураженных ребят. — Теперь подряд смотрите это!..
И ребята вздыхали: смотреть это… никто не хотел.
Выручил Гербович, распорядившись дать восточникам взаймы на время полётов несколько лучших фильмов из Мирного. Пусть временное, но всё-таки облегчение.
И сегодня у нас аншлаг: экипаж Ермакова привёз «Мёртвый сезон». Кают-компания и холл были забиты до отказа, даже Ульев пришёл, не в силах преодолеть искушение.
Знаете жестокую детскую забаву: собака глотает привязанный на ниточке кусочек мяса, и его тут же вытаскивают обратно? Примерно так, как эта собака, чувствовали себя через полчаса взбешённые зрители.
Говорят, что вещи не имеют души. Ерунда! Бьюсь об заклад, что у нашего киноаппарата душа была. По-ослиному своенравный и упрямый, он постоянно выбрасывал такие коленца: идёт журнал о ремонте животноводческой фермы или фильм с подобного рода интригующим сюжетом — аппарат фиксирует каждую деталь; начинается кинокомедия или детектив — аппарат фыркает, чихает, брюзжит и поминутно рвёт ленту. Пытаясь его укротить, Тимур шёл на хитрость: снова пускал журнал. Хитрость удавалась. Тогда Тимур осторожно вытаскивал журнал и вставлял фильм. Взрыв проклятий! Вместо лиц — расплывчатые пятна. Прояснялись лица — отключался звук. Возникал звук — лучше бы его и не было: дикий, хриплый рёв.
Высказав в адрес механика массу тёплых и нежных слов, обозлённые зрители собирались было разойтись по комнатам, как Юре Зеленцову явилась спасающая вечер идея.
— Три дня прошло, уже можно, — шепнул он мне.
— Конечно, — спохватился я, вытаскивая из кармана листок, — Игорь, тебе радиограмма!
Игорь Сирота с интересом взял радиограмму, а ребята на цыпочках возвратились в холл.
Три дня назад, во время чаепития за круглым столом, заговорили о предстоящем первенстве мира по футболу. Мы обменивались мнениями, гадали о составе сборной — словом, вели шумную, бесплодную и вечно любимую болельщиками дискуссию. И вдруг Игорь Сирота спросил:
— А где будет проходить чемпионат?
Все на мгновение оцепенели — настолько чудовищно безграмотным был вопрос. Этот человек не знал, что центром мирового футбола на сей раз становилась Мексика!
— Как где? В Ленинграде, конечно, — с непостижимым хладнокровием ответил Юра Зеленцов.
— Да ну? — оживился Игорь. — Вот здорово! А когда?
Не было бы нам прощения, если бы мы упустили такую возможность!
— Ты что, с Луны свалился? — с удивлением спросил один из вас. — Тридцать первого мая.
— Значит, успеем? — обрадовался Игорь. — Ребята, а как попасть на стадион? Я ещё ни разу не был.
— Действительно, с Луны, — удручённо сказал другой из нас. — Все уже послали заявки, а он только спохватился! Для полярников Антарктиды выделено сто абонементов, каждый имеет право на один. Радируй, пока не поздно.
— Но мне одного мало, — огорчился Игорь, — я с женой хочу пойти. Может, кто уступит, а, ребята?
Остальное было делом техники. За три бутылки коньяку (по возвращении в Ленинград) Юра уступил своё право на абонемент, и по срочно составленной в соседней комнате форме Игорь отправил радиограмму на имя директора стадиона. Посвящённый в розыгрыш Гера Флоридов принял её, оформил и «передал» в эфир.
Три дня, стараясь не переборщить, мы подогревали в Игоре радость по поводу его неслыханной удачи, посмеивались над Юрой, который «продал первородство за чечевичную похлёбку», и ждали своего часа.