Я знал свою слабость — на меня пурга действовала именно таким образом, и поэтому старался ни на минуту не оставаться один.
Сегодня ветер дует со скоростью метров двадцать в секунду. Для Мирного это ещё не настоящая пурга. Так, репетиция перед грядущими настоящими пургами, когда человек забудет о том, что сто тысяч лет назад он встал на ноги, и поползёт, как ползали когда-то его ископаемые предки. А сегодня можно запросто идти на полусогнутых, позволяя себе роскошь время от времени поднимать голову и посматривать, чтобы не сбиться с пути. В такую пургу пройти сто-двести метров ничего не стоит. Вот задует сорок-пятьдесят метров в секунду, тогда и сто метров — это путешествие в ад, борьба за жизнь.
Иду в медпункт, к Юлу и Рустаму. Несмотря на врытые в снег щиты и прочие аэродинамические уловки, дверь, конечно, засыпана, осталась маленькая щёлка. В неё просовывается рука с лопатой. Слышу голос Миши Полосатова:
— Откопайте нас, пожалуйста!
Лихо разбрасываю лопатой снег и вхожу в тамбур.
Миша обкалывает лёд на ступеньках лестницы.
— Только без халтуры! — высовываясь, предупреждает Мишу Юл. — Учти, потом проверю! — И, увидев меня, разъясняет: — Я поклялся сделать из Миши настоящего врача. Подметать пол он уже умеет, вчера впервые выстирал свою рубашку, а завтра, того и гляди, научится штопать носки. Входите, у нас весело.
У Юла всегда весело, медпункт — это вторая кают-компания. За столом, потягивая из стаканов чай, сидят Рустам, Володя Куксов, Сева Сахаров и Виктор Каменев. Разговор идёт о пингвинах.
— А как ты измеряешь у них температуру? — спрашивает Юл.
— Очень просто, — смеётся Каменев. — Хватаю за ноги, переворачиваю головой вниз и загоняю термометр в то место… Туда, одним словом. Сначала негодует, а потом привыкает. Терпит во имя науки. Но это что! Пусть лучше Куксов расскажет, как ваши коллеги-врачи отличились в Двенадцатой экспедиции.
— Доктора Афанасьев и Рябинин, — с удовольствием вспоминает Куксов, — решили поставить выращивание пингвинов на научную основу. В самом деле, стоят на льду императоры, прячут в жировых складках яйца и мёрзнут как собаки — не современно. Долг врача-гуманиста облегчить воспроизводство пингвиньего поголовья. Афанасьев и Рябинин взяли у императоров несколько яиц, положили в термостат и обеспечили нужную температуру, около сорока градусов тепла. Шуму было на всю обсерваторию — доктора пингвинов выводят! Переворот в науке! Кое-кто сначала посмеивался, а через несколько дней, когда в яйцах началось шевеление, возник ажиотаж. А доктора восхищённо прислушивались, чуть ли не на цыпочках ходили вокруг термостата и потирали руки — шутка ли, какой научный материал рождается! Только одного не учли: императоры, когда начинается шевеление, что-то с яйцами проделывают, кажется, дырочки сверлят, а в медицинском институте наши эскулапы этого не проходили. И в один прекрасный день несколько яиц дружно взорвались, облепив стены, потолки и все находившееся в комнате оборудование невообразимо вонючей массой. Хохоту было — до конца зимовки. А оба врача неделю скитались по другим домам, потому что в медпункте больше десяти минут подряд находиться было невозможно.
Входит Миша Полосатов и хватается за голову: на его машину Сахаров положил чемоданчик с инструментами. Сева извиняется, снимает чемоданчик, но Миша ещё долго ворчит и с подозрением на нас поглядывает, не без оснований считая, что чемоданчик был положен нарочно.
Эта машина создана Мишей для изучения психики полярников, их работоспособности, сна и прочих явлений, связанных с высшей нервной деятельностью. Миша защищал свою диссертацию в Ленинградском институте экспериментальной хирургии, том самом, где возникла первая лаборатория Ивана Петровича Павлова и где была проведены первые опыты на собаках. Кстати говоря, именно на территории этого института воздвигнут один из немногих в мире памятник собаке.
— При помощи этой машины изучаются биотоки собачьего мозга, — разъясняет Юл посетителям. — Но Миша Полосатов докажет, я в этом уверен, что наши с вами мозги работают не менее продуктивно!
На машине множество лампочек. Миша нажимает на ключ, лампочки по очереди загораются, и испытуемый должен как-то на это реагировать. Юл комментирует:
— Загорается одна лампочка — выделяется слюна. Загорается вторая — нужно лаять!
Миша обижается и бурно протестует.
— Разве я смеюсь? — оправдывается Юл. — Наоборот, я сознаю, что это очень, очень нужно. Только ты скажи, можно ли при помощи твоих лампочек решить, когда кончать клиента?