Новик

— Видно, — кивнул Федор, прославившийся к тому времени уже как строитель храмов и один из составителей Великих Четьи-Миней — упорядоченной хрестоматии из текстов духовных и исторических, выполненной под покровительством митрополита Макария, бывшего в те годы в ранге пониже. — Богоугодное дело. Только сказывали, что краски той более нет.

— Есть надежда на то, что это не так… — уклончиво ответил Ефрем.

— Славная новость.

— Только молю, не делись ей ни с кем. А то бесы обязательно все дела спутают.

— Понимаю, — кивнул Федор. — Но я не понимаю, на кой бес я вам понадобился?

— Из той краски, что митрополит приобрел, только половина была куплена. Остальную он попросту отнял. Хм. Принял в дар. И мню, ежели новая она появится, то… Ну, ты и сам понимаешь. Кто мы, чтобы такими товарами торговать?

— А я?

— А у тебя знакомства есть великие. И тебе не нужно отчет держать о том, откуда у тебя сия краска взялась.

— Заблуждаешься, — грустно усмехнулся Федор. — Спросит митрополит, придется ответить.

— Так ты ответь, что кто из ганзейских везет. Тем то слова митрополита без интереса. Да и Макарий человек разумный, торговлишки препятствовать не станет.

— А много ли той краски?

— Пока не можно сказать, — развел руками Ефрем. — Ныне по осени поеду пробу снимать.

— И сколько мне положишь? Чай не вам, а мне головой отвечать.

— Дело то богоугодное.

— Водить митрополита за нос?

— Краску добрую Матери-церкви передавать. За торг честный.

— Ты мне зубы не заговаривай, — рыкнул Федор. — Не с тебя, а с меня шкуру сдирать станут. Ежели что пойдет не так.

— И с меня. Ты ведь молчать не станешь.

— Твоя правда, не стану. — усмехнулся Дмитриев сын. — И тебя выгораживать не стану, коли споймают тебя, али твоих людей с краской по пути в Великий Новгород.

— Пятая часть краски — твоя.

— Четвертая.

— Побойся Бога! Много рук проходит она.

— Торговлишка запретная? В обход царева мыта?

— Мне не ведомо откуда его везут и платят ли царю мыто.

— Хм. А ты сам-то как ходить туда станешь? Или не ведомо тебе, что купец без торга внимания зело много приковывает к себе?

— Там масло светильное будет. Дешевое. Вот им торг вести и стану.

— Масло светильное?

— В пищу негодное и пованивает, но горит добре.

— Много?

— Тоже в долю хочешь?

— Ежели его не мало, то почему бы в складчину не сойтись? Все одно дела вместе вести будем. А людишек для доброй защиты товара у тебя недостает. Так я дам…

Ефрем напрягся.

Для него было очевидно, что Федор хотел больше, желательно все. И то, что он жаждал выяснить, кто краской той торгует и связаться с ним напрямую без всяких посредников. Так что даром его люди были Ефрему не нужны. Выгоды с того на три копейки, а убытков…

С другой стороны, и отказываться было нельзя…

* * *

Иван свет Васильевич вновь читал.

Пытался. Так как мысли его были далеко от строк…

— Милый? — тихо и ласково произнесла царица. — Тебя что-то тревожит?

— Все никак не выходит из головы тот паренек из Тулы.

— Почему? Все мнишь его розмыслом добрым?

— Не из-за этого. Понимаешь. Сначала я отправил одних людей. Они мне про него рассказали удивительную историю. Потом других. Так эти тоже рассказали не менее интересную и диковинную историю, но уже другую. Отчего так?

— Кто-то из них врет. А может врут они все, сочиняя то, чего не ведают. Чтобы перед тобой выслужиться или чей-то интерес соблюсти.

— Сказывают, будто Андрейка выдумал славные слова. Дескать, батя его голову сложил за веру, царя и отечество. И теперь в Туле среди поместных они стали очень популярны. У латинян такие короткие изречения называются девизом. Их каждый уважающий себя благородный человек имеет, не говоря уже о городах, всяких там цехах и само собой державах. А у нас не было. Теперь есть. Эти слова ведь для поместного войска очень подходят.

— Красивые слова, — согласилась с ним царица. — Правильные. А что эти ухари о них не сказали?

— Они о многом не сказали. И про песню. И про язык странный.

— Вот!

— Может быть мне этого паренька вызвать да расспросить?

— Удалось выяснить, зачем он нужен митрополиту?

— Я с этим еще больше запутался. Интерес к нему какой-то есть, но не сказать какой именно. Мне даже кажется, что он, как и я, им просто интересуется. И осторожничает. Ведь наивно предполагать, будто он не знает о моем любопытстве.

— Может и так… — задумчиво произнесла царица, вновь оказавшись за спиной мужа и начав ему нежно массировать шею. Пока их никто не видит, то почему бы и нет? Прекрасный способ добавить весомости своим словам. — А что там Сильвестр?

— Пока не сдох… — мрачно произнес царь, у которого измена столь приближенного человека потихоньку вызревая начала трансформироваться в жажду крови. Ну а как еще можно назвать ситуацию, когда при болезни царя, один из самых доверенных его людей присягнул ни сыну, а его брату? Хотя воля была однозначна.

— Адашев, слышала я, снова искал встречи с тобой.

— Пусть катится к чертям! — в сердцах воскликнул царь. — Не хочу его видеть!

— Он мерзавец, но он твой мерзавец.

— Он предал меня!

— И он очень хорошо тебя знает. Не боишься, что он убежит в Литву?

— Казнить его не за что…