Новик

Несмотря на чисто обезьяньи замашки поиздеваться над неопытным юнцом чувство самосохранение у этих высших приматов было на уровне. Они отчетливо поняли, что дразнить вооруженного человека, у которого на твоих глазах «зенки» заливает кровью, а из ушей начинает идти пар — отвратительная примета. Практически тоже самое, что ехать ночую, связанным в багажнике в ближайший лес.

Перепугалась даже Марфа.

И тут же оказалась рядом, чтобы объятиями да лаской отвлечь Андрея. Что удалось, как ни странно. Как и увлечь в землянку. Потому что выглядел парень ну совсем не адекватно. И она хорошо помнила о том, какая у него уже среди местных репутация. Так что, получаса не прошло от скомканного завершения разговора, как они уже лежали на топчане обнаженными, сделав то, что должно…

Нехитрый прием, но действенный.

Во всяком случае, желание задушить в зародыше этот оплот демократии у Андрея прошло. Ну… в основном и в целом. Хотя поколотить особо глупых болтунов все одно пока хотелось.

— Что мы натворили… — тихо прошептал он, минут через пять лежания в тишине.

— А что?

— Мы хотя бы пытались предохраняться? Что ты, что я… все как в тумане. Ты ведь залетишь по столь юному возрасту. А ты просила. Черт!

— Не переживай, — ласково произнесла она и прижалась к парню. — Здесь все так рожают. Я еще застоялась. Если не залететь, то вопросы пойдут.

— А твое тело?

— Что мое тело? Говорю же — здесь все так рожают. Ничего такого в этом нет. Все бабы вокруг о том только и говорят, желая нам детишек побольше. И сожалеют, что я слишком поздно замуж вышла.

— ЧЕГО?! — ошалел Андрей. — Поздно?!

— Не сравнивай с нашим временем. Здесь все не так…

— Не все… — повторил Андрей и с некоторым раздражением отвернулся от Марфы.

Он еще там, в XXI веке заметил, что женщины очень склонны решать вопросы коллективно. Даже самые интимные и личные. Им нужно было с кем-то поделиться, обсудить, обдумать, проговорить и сообща принять решение. Даже замуж там, в XXI веке, многие девочки выходили только после консилиума с подругами.

Здесь же, судя по всему, выходило что-то похожее. И Алиса, вселившаяся в тело Марфы, оказавшись под влиянием местного женского коллектива, довольно резво адаптировалась к условиям среды. То есть — принято так, значит так и нужно. А их с Андреем договоренности? Ведь не он, а он их предложила…

— Ты обиделся?

— Я зол.

— Ну прости меня, — прошептала она как можно более томным голосом и нежно его поцеловала.

— У меня тут нет больше людей, с которыми я мог бы поговорить о прошлом. Которым бы я мог довериться. А ты?

— А что я? — захлопала глазами Марфа.

— Ты не в курсе какая тут смертность у рожениц?

— Да по-разному.

— Каждая восьмая умирает от родильной горячки. Это инфекционное заражение. И лечить его тут не чем. А у местных нет даже отдаленного представления о гигиене и прочих «глупостях». Они до второй половины XIX века лезли принимать роды грязными руками без всякой задней мысли. А первого врача, что предложил эти самые руки мыть, упекли в дурку[5]. И это — только от родильной горячки. Хватает же и других причин.

— Слушай, не нагнетай. Мне все равно придется это делать.

— Но ведь пока ты еще очень молода. Да и сама не хотела.

— Не хотела. Но…

— Что, но?

— Я подумала и решила, что если и стоить рожать детей в этом аду, то пока тело молодо и сможет легче перенести все испытания.

— А почему придется? Мне казалось, что девчонки нашего поколения не рвутся в роддом.

— Да меня поедом бабы сожрут, если узнают, что бесплодная. А именно это и подумают, если в браке живу и детей нет. Хотя бы выкидышей. Ты не представляешь, как сурово и жестоко они относится к таким. За год, проведенный тут, насмотрелась. Их проклятыми считают. А люд тут суеверный до крайности. Поэтому с такими бабами никто старается не только не знаться, но и даже рядом не стоять. На всякий случай.

— Что, глупости с приметой о стуле, на котором сидела беременная женщина[6] имеют такие глубокие корни?

— Еще какие. Так что… — развела она руками. — Тянуть с зачатием на самом деле не стоит. Пока еще молода, авось выживу. Чем старше, тем тяжелее. Медицины то тут, как ты говоришь, нет. Вообще нет. Тут если и лечат, то как в сказке про Федота Стрельца.

— Это как?

— Не помнишь, что ли? Скушай заячий помет, он ядреный, он проймет. От него бывает мрут, ну а те, что выживают, те до старости живут. Вот и тут — пичкают всякими травками толком не понимая, какие там действующие вещества и какие побочки. Это, не считая западных докторов, которые могут тебе и кровь пустить при упадке сил, и клизму поставить от простуды, и ртутью накормить от прыщей…

— Уже наслушалась?

— Я же тут год прожила. А девочка не мальчик. У нас считай каждый месяц «увлекательный квест». И это такое мучение в эти времена, что врагу не пожелаешь. Прокладок нет. Тампонов нет. Даже трусов и тех — нет[7], чтобы можно было хоть какие-то тряпки подложить. Ужас… ад и ужас… Хотя местные как-то спокойно все это переносят. Не возмущаются. И даже работают в эти дни.

— Люди ко всему привыкают…

— Извини…

— За что?

— Я не должна на тебя все это вываливать. Просто…