Новик

Тот всадник, что улетел в ров, кстати, так там и остался. Он попытался выбраться и на глазах своих боевых товарищей получил стрелу в шею. Со спины. Прямо из одной маленькой башенки. Немного побулькал, да так собственной кровью и захлебнулся. Как и всадник, упавший спиной на колышек.

— Минус да, — тихо отметил Андрей, едва заметным шепытом.

— Почему два? — спросил Петр.

— Двух же убили.

— А вон тот, раненый в ногу?

— Ну…

— Он ведь не боец.

— Значит минус три. Ха! Хороший размен!

— Только лошадей жалко… — грустно заметил Петр…

Тем временем Ахмет подошел к тому мужчине, что еще пару дней назад был богато одет и вполне доволен жизнью. Сейчас вид имел довольно жалкий.

— Ты не сказал про ловушки, — процедил он.

— Ловушки — это только начало. — кривясь разбитыми губами с запекшейся кровью, ответил связанный мужчина. — Местные поговаривают, что Андрей — ведун.

— Что это?

— Про характерников слыхал?

— Слыхал… — мрачно ответил Ахмет.

— Так что не с тем ты связался… — засмеялся пленник. Но не долго, один из татарских воинов ударил под дых, и он зашелся кашлем.

— Почему ты не сказал про колья и ямы? — спросил Ахмет, когда пленник пришел в себя немного.

— Потому что ты не спрашивал.

— Что еще он заготовил?

— Внутрь — не ходи. Там тоже ловушка. Мои люди тут присматривали за ним долго. Все лето почитай. Его уже трижды приступом брать пытались. Два раза мои ребята, один раз ваши татары. И единственное, чего мы добились — бабу какую-то зарезали да мальца. А он в землю положил под сотню.

— Не равняй своих лапотников с моими воинами.

— А кто их равняет? — хохотнул пленник. — Я что ли? Это ты вон с Андреем иди потолкуй, да спроси — какого лешего он тут сел, окопался и злодействует.

— Сколько за себя дашь? — После долгой паузы спросил Ахмет.

— Десять рублей.

— А за своих людей?

— Десять рублей.

— За каждого?

— У меня осталось только десять рублей. Хочешь — ударим по рукам и разойдемся. А на нет и суда нет.

— Пятнадцать рублей.

— Ты, конечно, можешь торговаться. Я тебе может даже что-то пообещаю, но на деле нету у меня больше. Отдаю последнее. Или соглашайся, или иди козе в трещину…

Ахмет скривился. Сплюнул на землю и отвернувшись, пошел к речке. Пленник же поглядел ему вслед и очень мерзко улыбнулся. Ведь этот воин опять спрашивал не то и не так. А зря. Очень зря…

* * *

Тем временем в Туле новый воевода собрал сотников и прочих уважаемых поместных дворян городового полка.

— Ну что, олухи царя небесного? — с нескрываемым раздражением произнес он. — Допрыгались?!

— Батька, да что случилось то? — удивленно спросил один из них.

— Ладно, Петра на место решили поставить. Но вы на это мальца почто трогали?

— Да кто же знал то?

— Кто?! — рявкнул воевода. — А вы что, не старшины полковые? Кто вместо вас о таких вещах думать будет?! Я в Коломне служил и обоих дедов Андрея знаю. Крепкие мужи и воины. Свои рода вот так держат, — сжал он кулак. — А отца Андрея и мать не удержали. И сынок явно в батю пошел. Али не ведали о том?

— Так… это… малец же он еще…

— Вот то-то и оно! Малец! — рявкнул воевода. — Куда вы черти смотрели?! В Коломне уже бузу бузят и челобитную Государю готовят, что, де, старшины тульские сироту честного воина царева обижают. Или вы, дурни стоеросовые, полагаете, что Государевы люди в Тулу зачастили просто так? Мне тут шепнули уже на ушко, будто бы Государь наш в ярости от того, что вы тут учудили. И готовится вас всех выгнать с насиженных земель, погнав под Казань, недавно взятую со славой. Да расселить вас там простыми поместными дворянами. Да с окладом малым и суровым спросом…

Тишина.

— Что? Притихли?! Не нравиться?! Вижу, что не нравиться. Мерзавцы! Вы здесь поставлены зачем?! Чтобы блюсти покой державы и царя! — рявкнул он. — А вы что творите?! Смуту плодите?! Татарам льстите, приваживая их сюда своим греховодством?!

— Батька, грешны! Как есть грешны! Но что делать-то нам? — тихо произнес один из сотников. — Ты только скажи. Все сделаем.

— Скажи… — тихо буркнул воевода. Походил немного. И вскинув подбородок произнес с раздражением: — Гришка вам так подгадил, что и так прямо не скажешь, как за ним разгребать. Да и вы сами молодцы. Повелись как дети малые.

— Гришка? — осторожно переспросил один сотник.

— Воевода ваш прежний — князь Григорий Иванович. Это ведь он вас надоумил. Не так ли?

— Так, батька! Так! — охотно закивали старшины, буквально расцветая ликом, ибо нашли на кого стрелки перевести.

— Значит так, — стукнул он по столу кулаком. — Будем составлять челобитную царю.

— Писаря позвать сюды! — крикнул тот из старшин, что находился ближе к двери.

Минуты не прошло, как вбежал дьячок с бумагой, перьями и чернильницей. Причем бумагой, как и водится в эти годы толстой и рыхлой, напоминающей больше плохой картон, слегка разбухший в воде и потом просто высушенный.

Забежал. Сел в уголке. Разложился. И внимательно уставился в рот воеводе, с чьих слов он и должен был записывать.

Воевода же, немного понаблюдав за жалобными, словно у побитых собак мордами лица старшин, чуть прищурился и спросил: