— И земли тебе государь повелел отписать… Пятьсот четей, за Ветлугой… Хоть и средь черемисов диких, а всё же земля… — дьяк выбрал один из свитков среди целой кучи и протянул мне.
А вот и долгожданное поместье.
Глава 16
Писаря мне Леонтий нашёл в Андрониковом монастыре, молоденького краснощёкого послушника, похожего больше на девицу. Я к тому времени уже успел набросать план и приступить к черновику будущего устава, наполовину являющегося копией строевого устава ВС РФ и петровских экзерциций.
Всё же пожалованное мне поместье нужно отрабатывать, и я старался изо всех сил. Пятьсот четей это что-то около двухсотпятидесяти гектар, солидное имение для молодого парня. Причём земля переходила ко мне вместе с черемисами, её населяющими. Но, с другой стороны, поместье прибавляло мне и головной боли, потому что теперь я обязан был выставить помимо себя ещё пятерых всадников. За одного, конечно, сойдёт Леонтий, но мне требовалось к весне взять где-то ещё четверых.
Но с этим можно разобраться потом, зимой. А вот стрелецкий устав нужен мне как можно скорее.
Муштрой теперь занимался Леонтий и десятники, я же тем временем целыми днями просиживал в сотницкой избе с пером в руках, сочиняя устав так, чтобы понять его мог абсолютно любой деревенский болван, причём понять именно так, как подразумевается в тексте. Если что-то может быть истолковано неверно, оно будет истолковано именно так.
Иногда я выбирался в Москву, в Кремль, примелькаться при дворе, завести полезные знакомства. Посещал службы в Успенском соборе Кремля, иногда встречался с царицыными постельницами, вернее, с одной из них, с Евдокией, весёлой и бойкой красавицей.
Поговорить с царём пока так и не удавалось. С царицей, само собой, тоже.
— Слышал я, государыня хворает, верно ли? — спросил я напрямую у Евдокии, когда мы после обедни выбрались на торжище, на Красную площадь.
Девушка заметно напряглась от моего вопроса.
— Не могу ничего сказывать, — смутилась она.
С одной стороны верно, самая обычная рабочая этика. Не обсуждать своего работодателя. С другой стороны… Мне бы хотелось вытянуть из Евдокии всё, что она знает. А в царицыном тереме таится множество секретов.
А ещё отсутствие ответа иногда может быть красноречивее самого ответа. Точно как в этом случае. Царицу Анастасию травят медленно, но верно, малыми дозами, мышьяком, ртутью или чем-то похожим. Поди догадайся без анализов, симптомы это отравления или неизвестной затяжной болезни.
Тем более, что здешние медикусы использовали все эти соли мышьяка в качестве лекарств. Добавляли в мази, микстуры, снадобья. Другим излюбленным способом лечения было кровопускание, мол, плохие гуморы выйдут вместе с кровью. Этим коновалам я не доверил бы лечить даже врага. А ещё при дворе личными врачами служили в основном иностранцы. Нет пророка в своём отечестве. И толковых врачей, похоже, тоже нет.
Традиция приглашать врачей из-за рубежа пошла ещё от деда Ивана Васильевича, и за столь долгое время они образовали тут настоящую мафию. И это при том, что соглашались отправиться в далёкую холодную Россию далеко не все выпускники университетов. Приезжали или студенты-недоучки, или замешанные в каких-нибудь тёмных делишках, или обвиняемые в колдовстве. Приличные люди оставались в родных землях. Даже жаль, что мои знания в медицине ограничивались оказанием первой помощи.
В данный момент царским врачом был некто Ральф Стендиш, англичанин. Жил он на Английском дворе, лечил своими снадобьями и мазями всю царскую семью, начиная от самого Иоанна и заканчивая его детьми, И можно было предположить, что царские дети не просто так умирали в младенчестве.
Евдокия притихла, повисло неловкое молчание, и я поспешил сменить тему.
— А царевичи тоже ведь с царицей живут? — спросил я.
Старшему, Ивану Ивановичу, было пять. Младшему, будущему царю Фёдору, два с половиной.
— А где же ещё? В царицыном тереме, с няньками, с мамками, — улыбнулась Едвокия. — Такие они смешные!
— Видишься с ними? — спросил я.
— Бывает, — пожала плечами она. — Дворец хоть и большой, а все на виду.
— Все-все? — улыбнулся я.
— А как же⁈ Я в царицыном тереме всех знаю, там новые лица редко мелькают, чай, не двор постоялый, — сказала Евдокия.
Значит, и потенциальных отравителей она тоже может знать. Вот только мой интерес может оказаться гораздо подозрительнее для неё, чем порошки и капли на столе у повара. Нужно и дальше втираться в доверие. Или заходить издалека, пытаясь выяснить что-то по косвенным признакам.
— А царица ведь из Романовых? — спросил я.
— Захарьина-Юрьева она, — покачала головой Евдокия.
— Значит, и слуги все во дворце Захарьиных-Юрьевых? — спросил я.
— Всякие есть, — пожала плечами Евдокия.
Думаю, среди царской прислуги хватает и двойных, и тройных агентов, за малую мзду готовых служить и нашим, и вашим. Заинтересованных лиц полно, тут и княжеские роды вроде Старицких или Шуйских, и иностранные разведки, и царёвы ближники типа Адашева, и вообще кто угодно. Не удивлюсь, если и Евдокия, и её подружки так или иначе работают на сторону.