Новик

Но и унифицировать её всё равно надо. Выбрать, например, три главных калибра, для полевой артиллерии, для крепостной, для осадной. Вот только мастер Рыбин прав, литейщики наверняка заартачатся. Сейчас каждая пушка это практически предмет искусства, с собственным именем. Предлагать им перейти на массовое производство это всё равно что предлагать именитым художникам начать рисовать вместо собственных картин, скажем, этикетки для майонеза. Оскорбятся.

Ладно, и здесь что-нибудь придумаем. Умный гору обойдёт, и эту гору мы тоже как-нибудь преодолеем. Например, найдём юного, но талантливого подмастерья, который согласится поэкспериментировать.

— Андрей Иваныч, а про литейщика Чохова ты когда-нибудь слыхал? — спросил я.

— Не знаю такого, — пожал плечами мастер. — Ежели с литейщиками поговорить хочешь, к Кашпиру Ганусову тебе надобно. Он там первый мастер среди них.

— Понял, благодарствую, — сказал я.

Имя знаменитого мастера, отлившего Царь-пушку, сохранилось в моей памяти, но про упомянутого Кашпира Ганусова я слышал впервые. Надо, значит, навестить и его, протолкнуть идею конических зарядных камор. Насчёт унификации пока говорить рано.

— А найти его где можно? — спросил я.

— Так здесь же, недалече, — сказал мастер. — Все одним миром живём. Можешь хоть кого на улице спросить, дорогу укажут. Али мальчишку с тобой послать, проводил дабы?

— Не сегодня, — покачал я головой.

К этому визиту надо будет подготовиться, а не бежать, сломя голову, как лось во время гона.

— А я ведь тоже, Никита Степаныч, придумал полезное кое-что, — приосанился мастер.

— За то вас лучшим оружейником и кличут, — грубо польстил я, но Андрей Иваныч улыбнулся.

— Придумал я ствол у пищальки нашей укоротить, вдвое, — сказал он. — Остальное всё оставить как есть, токмо вместо ложа и приклада — рукоятка простая. Чтобы верхом палить можно было. Обрезами пищальки сии нарёк. Потому как из обрезка первая получилась.

— Вот и славно, — искренне порадовался я.

Только нынешняя конница из сиятельных дворян не пожелает брать в руки подлое огнестрельное оружие. Но холопов такими вооружить можно. И если каждому дать по три-четыре таких обреза, можно будет использовать классическую рейтарскую тактику, ударил — отошёл. Пожалуй, даже такая конница будет лучше, чем устаревшая поместная.

— Можно и дальше уменьшать, пороху без разницы, какую пулю толкать, — сказал я. — Хоть до игрушечных размеров.

— Детский, — усмехнулся Андрей Иванович.

— Ну да, чтобы в рукаве или мошне без труда уместился. Купца проезжего тати остановят, а он им из рукава — с добрым утром, — сказал я. — Скупят все эти детские тоже махом, глазом моргнуть не успеешь. Но поперву — царский заказ. Свой прибыток потом.

— А как же, Никита Степаныч! — воскликнул мастер.

Глаза его загорелись, он уже подсчитывал возможную прибыль. Если все московские, да и не московские тоже, купцы захотят себе такую игрушку, он просто купаться в золоте будет.

Я выглянул в окно, затянутое бычьим пузырём. Солнце уже садилось, дни становились короче, на улице быстро темнело. А мне ещё надо добраться до слободы, и лучше бы сделать это засветло.

— Ну, Андрей Иванович, благодарю за хлеб-соль, хозяюшке низкий поклон, — произнёс я. — Но пора и честь знать.

— Хорошему гостю завсегда рады, Никита Степаныч, — улыбнулся мастер. — Заглядывай, как чего нового измыслишь. Да и просто так заглядывай.

Я быстро собрался, поехал прочь от Кузнецкого моста. С заходом солнца жизнь в столице будто бы замирала. Москоу невер слип это совсем из другой эпохи.

Купцы закрывали свои лавки, стараясь побыстрее управиться и вернуться домой, посадские торопились уехать к себе в посады, не на пригородной электричке, а верхом или на телегах.

Смеркалось. Я ехал шагом, чтобы не пугать горожан. Как говорится, бегущий генерал в мирное время вызывает смех, а в военное — панику, то же самое относится и к боярам. И поэтому мне приходилось даже придерживать Гюльчатай, которая так и норовила перейти на рысь. Тоже спешила домой, в тёплую конюшню.

Пока в один момент меня не окликнули из узкого и тесного переулка.

— Добрый господин! Добрый господин! — девичий голос казался напуганным и встревоженным не на шутку. — Христа ради, помогите!

Я дёрнул поводья, останавливая коня.

— Там братец мой! С крыши упал, ногу сломал! — запричитала девчонка. — Отвезти его надобно, к лекарю!

Я, хоть и не извозчик по профессии, начал поворачивать кобылу в переулок.

Тут-то меня с коня и ссадили. Подкрались сзади, неслышно за причитаниями девицы, схватили за пояс, за рукав, дёрнули резко, вынимая меня из низкого татарского седла.

Пешеходу не так-то просто одолеть всадника. Ещё сложнее одолеть его и самому остаться невредимым. И для такого дела в городской черте подходит только засада.

— Твою мать! — рявкнул я, чудом успев сгруппироваться во время падения и перекатиться, вырваться из лап неизвестных налётчиков.

— Это он, хватай его, братцы! — прошипел кто-то.

— Лошадь хватайте! — вторил ему другой.