Новик (СИ)

А по Петербургу ползут странные слухи, что императрица сначала почти месяц болела, а потом стала вдруг очень набожной. Сменила духовника, теперь ездит к Иоанну Кронштадтскому или отцу Никодиму в Лавру. Говорят, что она собирается вслед за Цесаревичем и вдовствующей Императрицей в паломничество по святым местам, а Император против и по этому поводу очень переживает.

В общем, наши дети меня к тебе практически силком отправили, с наказом передать, что они нас обоих очень любят, будут ждать и хорошо себя вести. С ними полностью согласились и поддержали обе бабушки, а ещё Наташа и Миша с семьёй, вот я и приехала уже пять дней как. Пришлось съездить к Степану Осиповичу, что бы узнать куда нужно ехать, сюда или в Владивосток. Ты ведь не будешь на меня сердиться, что я бросили детей, так стыдно и сердце не на месте. Знаешь, я ведь перед отъездом ходила к настоятелю Гатчинского храма, я вообще часто туда ходила, молилась за тебя, твоему покровителю, он же и за моряками присматривает, свечи за вас всех ставила. Рассказала ему всё, что бы совет услышать. Вначале он чуть не напустился на меня, такой суровый стал "Опомнись! Дочь моя! Нельзя ставить страсть греховную выше материнства!", я заплакала, а он стал дальше расспрашивать про меня, про тебя, про детей, не научила ли я их специально, а потом подумал и сказал, что "не видит он греховной страсти, а только чувство возвышенное и Богу угодное! И благословил меня в дорогу…" Я такая счастливая была! Милый! Не рассказать!

Машенька лежала, положив подбородок на грудь Николая, пальчиками ворошила волоски на груди, а почти чёрные распахнутые глаза словно заглядывали в самые дальние закоулки души. Я вместе с Николаем любовалась этой красотой, ей на вид я бы не рискнула дать больше восемнадцати-двадцати лет, ни одной даже маленькой морщинки, припухлые намятые алые губы, выразительный красивый носик с небольшой горбинкой на тонкой спинке со словно выточенными тонкими выразительными ноздрями, полукружия чёрных бровей, высокий чистый лоб, заострённый подбородок, немного по-детски округлые щёчки, аккуратные ушки… И всё это лучится такой всеохватной неземной любовью и нежностью, что жутко становится. Николай слушал, пытался не пропустить ни одной мельчайшей такой важной подробности, радовался и сомневался вместе с любимой, а я слушала его эмоции…

А в них, сквозь волну затопившей нежности пробивалось ошарашенное недоумение, словно вышедшего из глухого подвала без связи с внешним миром и часов, где провёл неизвестно, сколько времени и вдруг оказался в солнечный летний день посреди оживлённого Бродвея, стоит, мимо гудят клаксонами десятки авто, толкаются спешащие по своим делам прохожие, приходится жмуриться от слепящего солнца, и вроде обычные люди, даже вроде совсем понятно говорят, просто машины, просто дома, но всё какое-то ненастоящее или просто из другого мира и надо скорее понять, вникнуть, услышать, слиться с ним и это обязательно…

Я вдруг подумала, что моряки в своих плаваниях, в закрытых коробках путешествуют не по морю, а во времени и между разными мирами чужих портов и морей, даже вернувшись, в казалось родной порт сходят на берег, и пронимают, что уходили они совсем из другого порта, что это не их родной порт, просто очень похож, за время долгого плавания он изменился так, что стал совсем другим, люди на улицах очень похожи на старых знакомцев, но уже совсем нет никого из тех, с кем уходя, прощались на причале. Поэтому моряков следует называть не мореходами, а "мироходами". Но наверно особенно отчётливо это явление знакомо солдатам, ушедшим однажды на войну и вернувшимся после неё. И многие обиженные, что их обманули, что украли всё то, родное, за что воевал, готов был сложить буйную голову, но случай уберёг, всё украли и подменили, не могут найти старых знакомых, родные не их, приятели стали чужими и даже собаки не признают хозяев… И от этой лютой обиды, на произошедшее так похожее на подлое предательство, начинают заливать её всякой отравой сивушной, что бы хоть в бреду пьяного угара вернуть украденное, найти ответы или просто забыться…

Но, к счастью, у Николая была Машенька и её сводящая с ума нежность, да и плавание было не таким уж долгим, а капитан был уже бывалым моряком, который возвращался в свой порт уже много раз…

Так они лежали и болтали. Николай рассказывал, как их встречали в Джедде, как заходили в Аден, в Коломбо, в Сингапур, про ремонт в Циндао, вдруг почему-то вспомнил свой последний разговор с губернатором Циндао, я была при том разговоре, но он шёл по-немецки и я почти ничего не поняла, хотя Николай пояснял о чём говорили, а сейчас он вспоминал о нём на русском, но, разумеется, не вслух: