Новиков

Приняв эту меру предосторожности, он в следующем листе напечатал сатирическое «Письмо уездного дворянина его сыну», подкреплявшее главные мысли «Отрывка», и вновь позолотил пилюлю: в листе шестнадцатом опубликовал благодарственное письмо архиепископа Амвросия Подобедова графу Григорию Орлову, на чей счет было указано относить заслугу прекращения чумы 1771 года в Москве. Орлов был фаворитом императрицы, и, хотя время его «случая» уже истекало, в обществе он продолжал считаться наиболее близким к Екатерине лицом.

В письме уездного дворянина Трифона Панкратьевича сыну Фалалею перед читателем раскрываются картины быта провинциальных помещиков, и ему становится видно, какие ничтожные и корыстные люди владеют в России деревнями и крестьянскими «душами». Страшен и жалок этот дворянин, занявшийся своим поместьем после отрешения от службы. Лишенный возможности обирать просителей, он грабит своих мужиков. Деревня Трифона также могла бы носить название Разоренной, и недаром он рассердился на «Живописца». Удар, нанесенный рассказом путешественника в «Отрывке», пришелся и по нему. Трифон желает неограниченной власти над крестьянами и с ненавистью пишет о том, что в соседней деревне, принадлежащей Григорию Орлову, мужики платят барину полтора рубля с души, а с них надобно брать бы по тридцать — живут богаче иного дворянина.

Легко увидеть, что сочиненное Новиковым письмо Трифона с жалобами на новые времена содержит приятные для императрицы вести: «дали вольность, а ничего не можно своею волею сделать, нельзя у соседа и земли отнять», нельзя отдавать деньги в рост больше шести процентов, а раньше бирывали и по двадцати пяти, запрещены взятки, разрешено ездить за море и, наконец, издается журнал, в котором пишут о дурных помещиках. Все это — признаки мудрого царствования Екатерины. Крестьяне Орлова живут лучше всех, он дает пример, как вести дружбу с народом. Эти строки «Письма» рассчитаны на императрицу и должны были ей понравиться.

«Письмо уездного дворянина» имело свое продолжение. В двадцать третьем и двадцать четвертом листах «Живописца» были напечатаны письма Фалалею от его отца, матери и дяди. Новиков зарисовал фигуры алчных помещиков-крепостников, которых позднее вывел на сцену Фонвизин, обозначив их именами Скотининых и Простаковых.

По своему значению и силе художественной разработки крестьянская тема занимает в «Живописце» наиболее важное место. Следом за ней идет тема просвещения и борьбы с галломанией и бескультурьем дворянского общества. Новиков считал, что от того, как воспитаны будут молодые дворяне, зависит чрезвычайно много. Просвещенные люди не станут безудержно мучить крестьян. Дворяне же, не получившие разумного воспитания, приведут своих крепостных к бунту.

Такую же надежду на воспитание возлагал и Фонвизин, уверенный, что Правдин и Милон образцово относятся к своим крестьянам, а Митрофан Простаков, выученный Вральманом и ведомый наставлениями своей матушки, должен быть лишен права распоряжаться крестьянами. И Новиков и Фонвизин мечтали только о некоторых улучшениях крепостного строя, не думая, что его необходимо разрушить целиком. Лишь Александр Радищев сказал о том, что крепостное право подлежит уничтожению. Оно развращает помещиков, накладывает печать губительного влияния на крепостных, и, как бы хорошо ни воспитывался дворянин, система крепостнических отношений все равно сделает его злодеем для крестьян.

Острая наблюдательность Новикова, огромная память, умение видеть смешное в житейских эпизодах, запоминать и передавать на бумаге чужую речь со всеми ее оттенками помогали ему создавать отличные сатирические сценки и разговоры.

Вот одна из таких сценок.

Прелеста, молодая госпожа, сидя у окна, увидела разносчика с апельсинами и приказала кликнуть его. Она сторговала десяток за полтину и между тем вздумала пошутить над разносчиком.

— Женат ли ты?

— Женат, сударыня, и троих уже имею детей.

— А бывают ли между крестьянами мужья-рогоносцы?

— А между господами бывают ли, сударыня?

— Как же не быть, — сказала госпожа. — И у меня есть муж.

— Так как же, сударыня, быть тому меж крестьянами, что делают господа? Нас приказчик за это бы всех пересек, ежели бы мы стали что у господ перенимать. Нам только велят работать.

— Да ведь за женою усмотреть мужу никак невозможно, если она что захочет делать, — сказала барыня.

— Ваше дело господское, — отвечал разносчик, почесавшись. — Вы это по себе больше нашего знаете, сударыня. А где живет ваш муж?

— На своей половине, — отвечала госпожа, — а я на своей.

— Да разве вам на одной-то половине тесно?

— Не очень бы тесно, да это по моде.

— Чему же дивиться, сударыня, что ваш муж за вами усмотреть не может, когда вы от него так далеко живете.

— Дурак, — перехватила, смеючись, госпожа. — Ведь я это не про своего говорила мужа-то.

— Так виноват, — сказал крестьянин, также усмехнувшись. — Я не растолковал и думал, что вы говорите про своего мужа.

Барыня пожаловала разносчику два рубля и отпустила.

Другая сценка из «Живописца».