Новобрачная

– Благодаря господу, сегодня вечером он имеет такую возможность. Но думаю, дорогой мой, что пальма первенства принадлежит здесь вашей кузине: как обычно, графиня Греффюль необыкновенно величественна. Сколько грации! Какая необыкновенная красота! Каждый раз при виде ее я испытываю чувство восхищения!.. Не правда ли, Лоран? Ведь вы художник.

– Совершенно с вами согласен. Я думаю, ее можно сравнить со всеми итальянскими мадоннами.

– Ока еще прекраснее! – проворчал Монтескью. Все знали, что он был влюблен в мадам Греффюль и в Сару Бернар. – Кастеллан знал о том, что она будет, поэтому попросил поменять ему ложу. Такое соседство убийственно для его американки, которая навешала на себя сегодня все свои бриллианты. Она столь безобразна, что к этому трудно привыкнуть!

– А Бони-таки сделал ей двух ила трех детей.

– Удивительно, как лентяи иногда бывают способны на подвиги! Я думаю, что он закрывает ей лицо подушкой, думая о богатствах старого Гуля, всякий раз, когда удостаивает ее чести. Такой долларовый дождь заслуживает уважения. Розовый дворец на авеню дю Буа – игрушечка, а Бони – самый щедрый хозяин в Европе!

– «Лишь бы это было подольше», говаривала матушка Наполеона. – Говорят, что мадам де Кастеллан очень хочет вернуться в Америку.

– И что Саган, кузен Бонн, слишком интересуется ею! Следует посоветовать приятелю, чтобы он послал ему несколько зарядов в живот под тем или иным предлогом. Это будет надежней.

Вдруг они замолчали. Монтескью навел лорнет на ложу во втором ярусе.

– Кто это сегодня в ложе Констана Сея?

Маньян тоже навел свой бинокль туда, куда указывал Монтескью, и рассмеялся:– Какая прелестная женщина! И очень молоденькая. Я ее совсем не знаю.

– И я тоже. Но кто этот мужчина? Мне кажется, я его где-то видел.

– Несомненно. Это Оливье Дербле, управляющий делами старого Депре-Мартеля с тех пор, как тот пропал. Серьезный малый! Что касается дамы, то я хотел бы быть ей представлен: ока восхитительна!

Прозвучавшее имя заставило вздрогнуть Антуана, который, ни о чем не думая, просто слушал болтовню своих приятелей. Он тоже наставил свой бинокль на ту ложу и чуть не выронил его: рядом с высоким и стройным мужчиной в великолепно сидящем фраке он увидел очень молодую женщину, читающую программу.

На ней было платье из черного тюля с большим декольте, обнажавшим великолепные плечи и молодую полную грудь, чью гармонию не нарушали никакие украшения. Руки до плеч были в перчатках, на голове, закрывая прекрасные волосы и создавая черный ореол вокруг них, красовался некий головной убор с бледно-голубыми лентами. Лицо время от времени пряталось за большой веер, тоже из черного тюля. Оно показалось Антуану удивительно знакомым, хоть он и отказывался верить своим глазам. Могло ли быть, что это Мелани?

Антуан никак не мог вообразить, как из того дичка мог расцвести колдовской цветок, создание, чья кожа светилась посреди этого черного тюля. Ни одно украшение не отвлекало глаз от созерцания этой красоты. Ничего, кроме узкой голубой ленты, завязанной на запястье поверх перчатки.

«Нет, это не она, – подумал Антуан. – Она похожа, но это не может быть Мелани».

Голос Монтескью, подобный «свистку локомотива», прервал его размышления, но сердце его сильно стучало в груди.

– Во всяком случае, это не кокотка! В ней чувствуется порода. Мой дорогой Маньян, поскольку вы знаете ее спутника, я рассчитываю на вас. Я хочу представиться в антракте!

Ответ потонул в первых аккордах «Боже, храни короля». При звуках орхестра весь зал встал, затеи женщины в реверансе слегка согнули колени, на сколько им позволяло пространство между рядами кресел: король Эдуард Английский, император Индии, вошел в зал в сопровождении президента Республики, мадам Лубе – урожденной Марии-Маргариты Пикар и дочери торговца скобяными товарами из Монтелимара! – посла Англии лорда Хардинга, маркиза де Бретейя, у которого будущий король не раз гостил во время правления Виктории, а прочей торжественной и блестящей свиты. Все, занимавшие места в оркестре, повернулись в сторону большой ложи в центре балкона, украшенной цветами. Что касается Антуана, то он смотрел лишь на Мелани с каким-то смешанным чувством недоверия и беспомощности. Он напрасно пытался понять, что привело ее сюда, в эту ложу в Опере всего через неделю после того, как она обещала не трогаться ни под каким предлогом из замка Сен-Совер. Он показался себе стариком, сравнивая себя с тем, кто склонился над ней. Этот человек не был красив, но хорошо сложен, такой тип лица, как у него, женщины называют «интересным».

За английским гимном последовала «Марсельеза», после этого все заняли свои места, свет в зале погас, и перед красным занавесом с бахромой появился дирижер. Оркестр заиграл увертюру к балету «Коппелия».