Новобранец

Джеймс поднял глаза и увидел, что дорогу ему преградили двое старшеклассников самого устрашающего вида. У того, что повыше, волосы торчали в стороны, под пиджаком темнела футболка с принтом Sepultura на груди. Оба были обуты в тяжеленные ботинки с железными мысками, на лацканах пиджаков поблескивали металлические заклепки.

— Куда катишься, каракатица?

Джеймс посмотрел на парней и понял, что, скорее всего, умрет, не отсидев даже первого урока.

— В регистратуру, — ответил он.

Металлист выхватил у Джеймса схему.

— Ты не скоро туда попадешь, каракатица, — сказал он.

Джеймс приготовился принять удар кулаком или ботинком.

— Иди по той стороне схемы, где написано «Пристройка», а не «Главное здание». Регистратура вот здесь.

Металлист перевернул схему и вручил ее Джеймсу. Потом показал на желтую дверь по левой стороне коридора

— Спасибо, — поблагодарил Джеймс и поспешил дальше.

— И сними этот галстук, — крикнул ему вслед металлист.

Джеймс посмотрел на галстук. Ну да, потрепанный немножко, но из-за чего столько шуму?

* * *

Джеймс вручил свои документы классному руководителю. Пока он садился на место, все ребята в новом классе пялились на него. Он сел в самом конце, на «галерке», рядом с темнокожим мальчишкой по имени Ллойд.

— Ты сиротка из детского дома? — спросил Ллойд.

Ребята вокруг засмеялись. Джеймс знал, как важно, чтобы первое впечатление было положительным. Если сейчас он ничего не ответит, то прослывет тряпкой. Ответ должен быть резким, но не настолько грубым, чтобы вызвать драку.

— Откуда знаешь? — сказал Джеймс. — Наверно, твоя мать меня видела, когда мыла у нас туалеты.

Ребята засмеялись еще громче. Ллойд вспыхнул, но потом тоже прыснул.

— Галстук у тебя крутой, сиротка, — сказал он.

Джеймс по горло был сыт этим галстуком. Он снял его и повертел в руках. Потом перевел взгляд на галстук Ллойда. Он был не такого цвета. И не как у всех остальных.

— Что это за галстук? — спросил Джеймс.

— Хорошая новость, сиротка, — ответил Ллойд, — заключается в том, что это действительно вестроудский галстук. А плохая — такие галстуки носят в вестроудской школе для девочек.

Джеймс долго смеялся вместе с остальными. Ребята, кажется, ничего. Но он разозлился на Кайла за то, что тот его разыграл.

* * *

Детский психолог Дженнифер Митчум — ее кабинет располагался на втором этаже «Небраски» — оказалась ненамного выше Джеймса.

— Где тебе будет удобнее — в кресле или на кушетке? — спросила она.

Джеймс припомнил сцены из фильмов, где говорилось о психоаналитиках, и решил, что для полноты впечатлений должен лечь на кушетку.

— Здорово, — сказал он, устраиваясь поудобнее. — Я бы тут целую ночь проспал.

Миссис Митчум медленно прошлась по комнате, опустила шторы, так что стало почти темно. Потом села напротив.

— Джеймс, я хочу, чтобы ты чувствовал себя спокойно. Всё, что ты скажешь, останется между нами. Не старайся говорить правильные вещи; отвечай так, как ты на самом деле чувствуешь, и помни: моя задача — помочь тебе.

— Хорошо, — согласился Джеймс.

— Ты сказал, что мог бы уснуть на этой кушетке. Этой ночью ты спал хорошо?

— Не то чтобы очень. Надо было о многом подумать...

— И о чём же ты думал больше всего?

— Думал, как там моя младшая сестра.

— В документах сказано, что ты беспокоишься, сможет ли Рон как следует ухаживать за Лорин...

— Он сволочь, — ответил Джеймс. — Ему и хомячка нельзя доверить. Не понимаю, для чего она ему понадобилась...

— Может, он любит Лорин, но не умел как следует это выразить, пока была жива твоя мама.

Джеймс расхохотался.

— Чушь! Увидели бы вы его хоть раз — сами поняли бы.

— Если ты будешь регулярно видеться с Лорин, вам обоим станет легче.

— Да, но это вряд ли получится.

— Я поговорю с Роном и попробую составить график ваших встреч. Может быть, он разрешит вам с Лорин проводить вместе каждую субботу.

— Попробуйте, но Рон меня терпеть не может. Вряд ли он даст нам часто встречаться.

— А что ты скажешь о маме? Что ты чувствуешь?

Джеймс пожал плечами.

— Она умерла. Что тут скажешь? Наверно, надо было вести себя лучше, пока она была жива.

— Что значит — вести себя лучше?

— От меня всегда было много хлопот. Ввязывался в драки, попадал во всякие переделки...

— А почему ты попадал в переделки?

Джеймс изо всех сил задумался.

— Не знаю... Я всегда делаю глупости, хотя и не хочу этого. Наверно, я просто плохой человек.

— Помнишь первый вопрос, который я тебе задала? О чём ты больше всего думал вчера ночью. Ты сказал, что волновался о сестре. Но ведь плохой человек в первую очередь станет беспокоиться о себе самом.

— Я люблю Лорин... Можно, я вам кое-что расскажу?

— Конечно, Джеймс.

— В прошлом году я на уроке поругался с учительницей и выскочил в туалет. Там был мальчишка на год младше меня. Я налетел на него ни с того ни с сего. Он не сказал мне ни слова. Я просто стал бить его, и всё.

— Когда ты его бил, ты знал, что поступаешь плохо?

— Конечно, я знал, что бить человека — нехорошо.

— Тогда почему же ты это делал?

— Потому что... — Джеймс никак не мог заставить себя сказать правду.

— Когда ты бил этого мальчика, что ты чувствовал?