Новобранец

Вчера, например, эти записки выстроились таким образом, что Лутвинне представал из них храбрым воином, который лишь изредка вспоминает дом и возлюбленную. А позавчера, напротив, — Лутвинне выглядел страстно влюбленным кавалером, чьи воинские подвиги — лишь для того, чтобы доказать силу его любви. Третьего же дня все эти записки выстраивались наиболее строгим образом и являли образ Лутвинне-защитника, человека-эльфа, целиком поглощенного непосредственными задачами обороны и подготовки к зиме.

— Любовь моя, — говорила Ингильвар, склоняясь над его записками, — где вы сейчас, мой господин? Чем вы заняты? О чем вы думаете? Велика ли опасность, которой вы себя подвергаете? Больше ли она моей любви? Согласитесь ли вы обменять свою жизнь на мою, если это потребуется?

Она качала головой.

— Я никогда не спрошу вас об этом… Я, дурнушка Ингильвар, бедная дурочка, заморочившая вам голову благодаря волшебному платью…

* * *

Этот последний заставил за собой побегать. На листьях по утрам поблескивал иней; ближе к полудню он таял. Опавшая листва, перед рассветом хрустящая и упругая, а сразу после рассвета — сверкающая, полная крохотных кристалликов, — делалась раскисшей, мятой. Кони ступали по желтой, поникшей траве.

С Лутвинне остался только один солдат по имени Гэрхем, всех остальных защитник замка отпустил домой. Гэрхем никак не показывал своих чувств, даже если они у него и были. То ли гордился оказанным доверием, то ли досадовал на то, что не мог засесть в замке и отдыхать там в свое удовольствие вместе с товарищами, а вынужден таскаться вместе с Лутвинне по холоду, гоняясь за каким-то троллем.

Лутвинне никогда не обсуждал свои действия. Он поступал так, как считал нужным. Никому и в голову не пришло бы возражать ему.

Никто не сказал (хотя следовало бы): «Защитник, вы утомлены, вы устали, вы смертельно измучили себя, господин мой, вам лучше бы вернуться в замок и передохнуть, а последнего тролля поймает кто-нибудь другой».

Поэтому-то Лутвинне и не возвращался в замок. Там, в замке, оставался единственный человек, который осмелился бы произнести эти слова. Ингильвар.

Его персональная защитница. Его боевой клич. Его личное вселенское тепло, от которого, согреваясь, расширяется сердце.

Гэрхем первым заметил следы. Тролль, раненый в последней схватке, уходил на север, в сторону второго приграничного замка. По пути его ожидали по меньшей мере три деревни, и он наверняка был осведомлен об этом.

— Его нужно догнать, — сказал Лутвинне, когда Гэрхем указал ему на отпечаток троллиной ноги.

Следует отдать должное беглецу: раненый, уставший, он допустил одну-единственную ошибку, позволив себе наступить на мягкую землю. Следует отдать должное и солдату из замка: Гэрхем сумел воспользоваться этой ошибкой. А Лутвинне, дремавший в седле, ее пропустил. Вот так.

Они воспряли духом и помчались за троллем. Необходимо было настичь его прежде, чем он окажется в первой из деревень. Несколько раз им казалось, что они упустили след, но затем то Лутвинне, то Гэрхем замечали нечто, указывающее им на правильность избранного ими пути, и они возобновляли погоню. И Гэрхем смеялся от радости, потому что он предвкушал последнюю схватку, исход которой предрешен, а Лутвинне грустил.

Они увидели его на подходах к деревне, возле старого колодца.

Сумерки нависли над землей, как будто женщина склонилась над погруженным в дремоту любовником и что-то высматривает в любимом лице — быть может, примету слабости или болезни, а быть может — образ давно забытого ребенка, которым тот был много лет назад.

Колодец — старый сруб: крупные бревна, покрытые толстым слоем темно-зеленого мха — давно был брошен; сейчас деревня отодвинулась почти на полет стрелы, и там, очевидно, существовали другие колодцы, более удобные. Хорошей воды здесь много — одно из богатств здешнего края.

Рядом с колодцем бродило косматое существо — ростом выше человека на две головы и шире в плечах самого плечистого великана. Его руки свисали почти до самой земли, а глаза горели маленькими красными огоньками, особенно хорошо заметными в сумерках.

При виде преследователей тролль присел и тихо зарычал одним горлом; затем выхватил два кривых меча и приготовился отбиваться.

Он держался так, чтобы сруб колодца прикрывал его правый бок: очевидно, был ранен. Но даже и раненый, тролль оставался смертельно опасным противником, и Лутвинне держал это в уме.

Другое дело — Гэрхем; этот набросился на тролля с радостной готовностью вступить в схватку и одолеть врага.

Тролль оскалил зубы, когда понял настроение молодого солдата.

На мгновение Лутвинне и тролль встретились глазами: один опытный боец — с другим опытным бойцом. За это мгновение они успели понять друг друга так, словно прожили бок о бок целую жизнь.

«Я убью твоего человека», — обещал тролль.

«Не смей», — приказал Лутвинне.

«Ты же видишь, его не остановить. Я сумею охладить его горячую голову».

«Не вздумай, иначе я убью тебя».

«Ты и так убьешь меня…» — подумал тролль, а Лутвинне подумал в ответ: «Не обязательно…»