Это выдержка из заметки «С болью в сердце», опубликованной в газете «Красное знамя» 30 августа 1990 г. Сегодня иной год, но у верных ленинцев-сталинцев и поныне такая политотдельческая лексика.
Даже сильные струи пожарных машин не смогли смыть въевшуюся в поры асфальта кровь. Под полуденным зноем она быстро запекалась, как бы привариваясь к размягченной битумной массе. Позже пытались песком отодрать эти бурые следы. Не получилось. И тогда положили новый асфальт. Но это было на следующий день. А 2 июня, после кровавого побоища на площади, случилось невероятное. Сюда снова пришли люди! Массы, толпы, тысячи! Пришли-стеклись со всего города, пришли, чтобы взглянуть в лицо смерти и палачам.
Вспоминает С. Подольский:
Смерть застыла над площадью, отражаясь в лужах крови-воды, паслась на кронах утомленных деревьев, витала в воздухе, похваляясь собранным урожаем человеческих душ. Не боялись этого люди! Пришли и встали на месте расстрела, потрясая кулаками небо и раскалывая воздух громкими проклятиями. Кто в этом праведном гневе мог им помешать? Два танка затерялись в центре людской массы. Жалкими точками виднелись снайперы на крышах.
Подобного возмущения не знал Новочеркасск со времен своей истории и не узнает более…. В эти часы был преодолен самый главный инстинкт — инстинкт самосохранения, в данном случае люди знали, что шли под пули. В этом коренное отличие этого второго митинга от первого.
Площадь скандировала: «Хру-ще-ва! Хру-ще-ва! Пусть посмотрит!». Над площадью кружил военный вертолет. По радио через громкоговорители транслировали обращение Микояна. Он просил людей разойтись, но ничего не объяснял и не обещал. Наоборот, звучала скрытая угроза; «Порядок будет восстановлен любой ценой!».
Постепенно люди выкричались, силы иссякли, приходило понимание, что ничего вернуть и изменить нельзя.