Служащие в Соединенных Штатах редко обнаруживали склонность к объединению в профессиональные союзы, и можно почти с уверенностью утверждать, что с ростом техноструктуры они еще менее склонны к этому. В предпринимательской корпорации хозяева, то есть люди, чье положение зависит от собственности или от умения извлекать прибыль для собственников, отделены четкой гранью от клерков, бухгалтеров, табельщиков, секретарей, агентов по сбыту и всех прочих, которые являются чисто наемными работниками. В развитой корпорации эта грань исчезает. Право принятия решений здесь отделено от права собственности; оно все более переходит к служащим. Различия между теми, кто принимает решения, и теми, кто их выполняет, различия между нанимателем и наемным работником затушевываются наличием инженеров и техников, научных работников, специалистов по вопросам сбыта, программистов, модельеров, художников и других специалистов, выступающих в обеих ролях. Между центром техноструктуры и ее периферией, представленной теми служащими, которые выполняют более простые работы, пролегает, таким образом, непрерывный ряд точек. В какой-то точке возможность или вероятность продвижения к центру становится практически ничтожной. Но определить эту точку уже невозможно.
В результате служащие солидаризуются с целями техноструктуры, от которой они не отделены четкой гранью. Обследование работников этой категории, проведенное в 1957 г., показало, что три четверти из них считают себя более тесно связанными с администрацией, чем с производственными рабочими[23-7]
. Вот почему они так и не вступили в профсоюз. В отношении их «прямая борьба, характерная для прежних времен... уступила место уговорам, давлению и махинациям [и служебным интригам]»[23-8].Зависимость отдельного работника от профсоюза уменьшается, наконец, как вследствие высокой занятости, обусловленной регулированием совокупного спроса, так и вследствие сравнительного изобилия. Здесь мы снова обнаруживаем взаимосвязанный характер происшедших изменений. Если безработица носит постоянный характер, а заработки почти равны физическому минимуму, необходимому для дальнейшего существования, то люди держатся за свою работу под угрозой подвергнуться физическим страданиям. В таких условиях профсоюз значительно увеличивает свободу рабочего. Правда, рабочий не может оставить работу в индивидуальном порядке, но он знает, что, если обстановка станет невыносимой, он сможет бросить работу вместе со всеми другими. Общую нужду легче переносить, чем личную нужду. К тому же бывает, что у профсоюза имеются средства для выплаты стачечных пособий или дешевая столовая, что пусть немного, но все же смягчает лишения, связанные с забастовкой.
Высокая занятость и высокие заработки ослабляют чувство прикованности к выполняемой работе и тем самым как бы замещают профсоюз. При высокой занятости имеется возможность найти другую работу. Рабочий, следовательно, может чувствовать себя уверенно. Не профсоюз, а высокая занятость — вот что освобождает его от рабской зависимости от работы, которую он в данное время имеет. В Соединенных Штатах, так же как и в Англии, Канаде и некоторых других странах, система регулирования совокупного спроса в целях обеспечения высокой занятости была в значительной мере навязана профсоюзами. Она представляла собой ту форму приспособления государства к нуждам индустриальной системы, к которой рабочее движение больше всего стремилось. И вместе с тем она оказалась лучшим средством для уменьшения значения профсоюзов[23-9]
.Высокие заработки тоже уменьшают страх перед возможными физическими лишениями. Тем самым они внушают рабочему чувство свободы, которое ему когда-то внушал профсоюз, и, следовательно, тоже ослабляют его зависимость от профсоюза. Однако в индустриальной системе связь между заработком и необходимостью (и готовностью) трудиться носит сложный характер и зачастую неверно толкуется. Необходимо сделать здесь отступление, чтобы выяснить эту связь.