- Да нужен ты ему очень! - сказал дед. - Он, небось, котлован пошел рыть. Видел, котлован роют? - Дед указал рукой на земляные холмы. - Шлюз будут строить, а еще, слышь, насосную станцию. Тут, милый, разных машин на сто верст наставлено. А всего больше в этих вот местах. Тут, шофер мне сказывал, пароходы, как по лестнице, будут взбираться на ергеня. Вот она, земля, как разворочена везде! Сразу и не поймешь, что к чему. Тут, смотришь, роют, там - шпунты бьют, а около - бетон укладывают, арматуру везут. Заводов понастроено, машин нагнали видимо-невидимо! Я уж и так говорю Туману: по старому понятию, такие дела одному богу делать положено, а теперь, погляди, сам человек за них взялся - моря устраивает, рекам указывает, куда надо течь. Вот мы тут с тобой сидим и ничего себе, в ус не дуем, а скоро по этому самому месту пароходы пойдут.
Туман поднял голову и некоторое время, казалось, с интересом прислушивался, но затем устало закрыл глаза и, положив голову на вытянутые лапы, задремал, словно все, что говорил дед, было ему уже хорошо известно.
Пташка молчал, о чем-то задумавшись.
- Дедушка, а бог тоже экскаваторами море рыл? - спросил он на всякий случай.
- Кто его знает, - отмахнулся дед. - Бога, говорят, монахи выдумали, а вот чем он реки рыл да моря - не додумались сказать: ума не хватило.
Он зевнул и пошел к машине. Вернувшись, дед расстелил на земле у самого костра брезент и спросил:
- Ты, небось, есть хочешь?
- Не так уж… - застенчиво сказал Пташка.
Дед принес из машины корзинку, в которой оказались хлеб, помидоры и сваренные вкрутую яйца. Он сам очистил для Пташки яйцо, подвинул ему большую помидорину и соль, завернутую в тряпочку.
Ужин был очень вкусный. Туман тоже получил кусок хлеба и, зажав его передними лапами, неторопливо грыз, наклоняя голову набок и молча глядя на деда и на Пташку.
Шофер все еще не возвращался.
- Отдохни, Митя, - сказал дед Пташке. - Наверно, умаялся за день.
Пташка прилег и долго лежал у костра, глядя, как тлеют обгоревшие сучья, и слушая неторопливую речь деда.
- Теперь в степи самая жизнь и начинается. Как море будет, то и гуси сюда поналетят, и утки, и другая птица. Рыбу опять-таки разведут. Чайки появятся. Опять же, и хлебопашество настоящее тут пойдет. Слыхал я, хлопок сажать собираются. Тебе, парень, благодать: ты всего навидаешься. Нам-то, старым, и то посмотреть охота. Я вот все думаю: ученые наши, уж верно, молекулу какую выдумают, чтобы жизни дать продление…
Дед говорил долго, но глаза у Пташки как-то сами собой сомкнулись, и он незаметно уснул.
Ему снилась степь, и будто по ней, как по реке, плывут льдины - далеко-далеко в распахнутую настежь весеннюю даль. И на одной льдине сидит молодая женщина, расчесывает волосы и заплетает их в косы. А глаза у нее синие-синие. «Ты уже больше не спишь в корзинке?» - удивленно спрашивает она. «Это, наверно, моя мама», - догадывается Пташка. И мать берет его за руку, и они вместе идут по степи. Но в это время из-за бугра выходит шагающий экскаватор, похожий на гуся, величиной с дерево. Переваливаясь на лапах, он подходит все ближе, и вдруг, изловчившись, клювом вытягивает из кармана у Пташки табель.
«А ну- ка, посмотрим, что у тебя тут», -говорит он.
Пташке становится страшно, он хочет бежать, но ноги не слушаются. И вот он видит: в степи стоит парта, такая же, как у них в классе, и за ней сидит Власьевна и решает задачу. «Делится или не делится?» - спрашивает Власьевна. Но Пташка не успевает ответить: Туман громко лает около него. «Это, наверно, во сне», - догадывается Пташка и просыпается.
Небо стало бледным. Холмы, ночью казавшиеся черными, теперь песчано-желтого цвета. Чувствуя неприятный озноб в спине, Пташка приподнимается на жестком брезентовом ложе. Он видит, что дед попрежнему сидит у костра, только лицо у него заспанное, борода нерасчесанная, мятая. Рядом с дедом стоит какой-то парень с пухлыми губами, в расстегнутом ватнике, из-под которого видна синяя футболка.
Да ведь это Григорий, шофер с дяди Фединой полуторки!
- Здравствуйте, - виновато произносит Пташка. - Как же вы меня тут нашли?
НА БОЛЬШОМ ШАГАЮЩЕМ
- Да, задал ты нам работу! Всю ночь тебя разыскиваю, - ворчливо говорил Григорий, усаживаясь вместе с Пташкой в кабину полуторки. - Разве это положено - из грузовика молчком сходить? Да если тебе что надо, ты, первое дело, стучи кулаком по кабине, чтоб я, шофер, знал. А так, потихоньку, - это куда же годится?
- Ладно, не кори ты его, - примирительно увещевал дед. Он протянул Пташке на прощанье руку: - Прощай, путник! Жаль с тобой расставаться, да у каждого человека своя дорога.
- А вы когда поедете, дедушка? - спросил Пташка: ему тоже было жаль оставлять старика.
- Будет и нам путь, - сказал дед.
Мотор зашумел, полуторка тронулась. Туман стоял на дороге и недоуменно смотрел им вслед. Казалось, махни Пташка рукой, и собака понесется к нему что есть духу.
- Где же дядя Федя? - спросил Пташка, когда они уже неслись по шоссе.
- А вот подожди - задаст он тебе за твои проделки! - уклончиво сказал Григорий.