Новое платье Машеньки

  Я не думала уставать, любуясь Машенькой, когда она тихо лежала в своем ящике (кроватку так и не купили). Утром я подходила к ней на цыпочках и следила, как луч солнца скользит по подушке. Я ждала, когда она зажмурится, смешно наморщит носик и чихнет. Тогда я начинала хохотать, трясясь от смеха, меня разбирал неудержимый приступ веселья, я выбегала на кухню и хохотала там, уже в голос. Муж и свекровь в испуге выскакивали из комнат, я махала им рукой: «Ничего, все нормально, это я от счастья, от счастья».

  Врачи из детской поликлиники к нам не ходили – да и зачем, когда ребенок здоров и весел, не плачет и крепко спит. Но когда пришла пора оформлять дочку в школу, к нам пришла врач – женщина в белом халате с серым лицом.

  Была осень, на улице стыли лужи, но врач не сняла обуви в прихожей и прошла в мокрых ботинках, наследив на паркете. Оберегая Машеньку, я торопливо подтирала разводы, торопясь убить микробов, которые гроздьями висели на грязных подошвах.

  Машенька смотрела мультики по телевизору, я специально включила, чтобы ребенок не испугался незнакомой тёти.

– Вы понаблюдайте за ней потихоньку, – зашептала я врачу на ухо. – Я не хочу ребенка волновать, она у меня домашняя.

  Врач даже не взглянула на Машу, зато схватила меня за плечи холодными, как автобусные поручни руками и усадила на диван, кашлянув, словно собираясь сказать что-то ужасное. Я заметила, как свекровь крадется вдоль стены, подслушивает, горевестница, это она вызвала врача, хочет накликать несчастье.

– Я обязательно за девочкой понаблюдаю, – певуче сказала врач, ее мягкий голос не вязался с железной хваткой. – А вы как себя чувствуете?

– А почему вы спрашиваете? – насторожилась я. – У меня все прекрасно. Вы думаете, я плохо ухаживаю за ребенком? Это свекровь на меня наговаривает, врёт все.

– Нет-нет, на вас никто не жаловался, – успокоила врач. – Просто ваша семья считает, – она кивнула в сторону полуоткрытой двери, и она тотчас захлопнулась, – что вам не помешало бы отдохнуть. Поехать в санаторий, например.

– С Машенькой? – недоверчиво переспросила я.

  Врач замялась.

– Машенька останется с бабушкой, а вы отдохнете, смените обстановку, это полезно.

– Да как вы… как вы можете разлучать меня с дочерью? – у меня перехватило дыхание от возмущения. – На кого я оставлю Машеньку? Кто будет ею заниматься? Нам в школу нужно готовиться!

– Машенька, детка, почитай тёте стихи, – я поставила дочку на стул и одернула на ней платьице. – Какие помнишь. Идет бычок качается, зайку бросила хозяйка, город над вольной Невой.

  Врач нахмурилась.

– Мы готовы к школе, я не обманываю, – тараторила я. – И считать, и читать, и стихи наизусть. Машенька все умеет. Немного боится чужих. Но это пройдет.

– А у меня документы готовы, – врач щелкнула замком портфеля, который лежал у нее на коленях, а я не замечала, поглощенная ребенком. – Вот ваша путевка, распишитесь.

– Без Машеньки никуда не поеду, – отрезала я.

– Хорошо, – врач вздохнула, разворачивая бланк. – С Машенькой так с Машенькой. Поедете обе.

VII

  В санатории мне против ожидания понравилось. Как и обещала врач, нам предоставили отдельный номер, правда без дверей и выключателя на стене. Я сначала возмущалась, а потом привыкла – проходившие по коридору безучастно поглядывали в мою сторону, а свет включался и выключался по расписанию.

  Мы с Машенькой везде ходили вместе, никто не возражал, когда я брала ее в столовую и кормила с ложечки, усадив на колени. Конечно, Машенька уже большая девочка, почти школьница, но мне приходилось увещевать ее, чтобы заставить съесть хоть что-нибудь.

– Давай еще ложечку, – ворковала я. – За маму…за папу… за бабушку…

  Последние двое вскоре стерлись из моего сознания, а тем более из короткой детской памяти, поэтому мы ели ложечку за тетю доктора и повара. Прижимая Машеньку к себе, я возвращалась в сладостные дни беременности, когда она жила у меня в животе, а я насыщала ее, отдавая свое тело по куску, ложку за ложкой, как сейчас.

  Однажды я не удержалась: когда столовая опустела, расстегнула халат и приложила Машеньку к груди. Машенька ерзала, чмокала губами, силясь поймать сосок, но он был пустым и тугим, как узелок. Она вертелась, и мне приходилось держать ее, растопыренную, обеими руками.

– Только никому не говори, – я погрозила ей пальцем, пряча грудь в лифчик. – Это будет наша игра.

  Теплые осенние дни прошли, зарядили дожди. Я понимала, что наш отдых затянулся, Машеньке давно пора в школу, но за мной никто не приезжал. Я пыталась дозвониться до врача, подать жалобу в горздрав или роно, но каждый раз что-то мешало: то телефон у дежурной не работал, то меня не соединяли. Приняв витамины, которые выдавали после обеда, я клевала носом, забывая, что хотела сделать.

  Машенька все равно умнее всех, говорила я себе, настоящий вундеркинд, но ростом не вышла, пожалуй, из-за парты не видно будет. Поэтому я начала сама заниматься с ней, длинными вечерами, когда сумерки заползали в комнату, растекаясь под койками.