Новое сердце

– Почему? Потому что ты высказала то, на что у других не хватило смелости? Самое сложное на свете – поверить в то, что кто-то может измениться. Всегда проще примириться с привычным положением вещей, чем признать, что сам мог ошибаться. – Она повернулась ко мне, держа в руках дымящуюся ароматную миску; я учуяла запах розмарина, перца, сельдерея. – Я приготовила тебе суп. Буквально из ничего.

– Ты приготовила суп из ничего?

Мама закатила глаза:

– Ладно, я купила суп, который кто-то приготовил из ничего. – Я улыбнулась, и она дотронулась до моей щеки. – Ешь, Мэгги.

Позже тем днем, пока мама мыла посуду и прибиралась на кухне, я заснула на диване в гостиной, и Оливер примостился около меня. Мне приснилась, что я иду в темноте в моих любимых туфлях на высоком каблуке, но они мне жмут. Я опускаю глаза и вижу, что иду не по траве, а по земле, напоминающей растрескавшееся закаленное стекло, как в иссушенной зноем пустыне. Мои каблуки то и дело застревают в трещинах, и мне приходится остановиться, чтобы вытащить каблук.

Когда я делаю это, переворачивается ком земли, и из-под него пробивается яркий луч света. Я поддеваю каблуком другой кусок земли, и наружу кверху устремляется еще больше лучей. Я пробиваю в земле дырки, и лучи начинают сиять повсюду. Я танцую, и мир освещается таким ярким светом, что мне приходится прикрыть рукой глаза. Таким ярким, что глаза невольно наполняются слезами.

Джун

Вот как, рассказывала я Клэр накануне операции, будет проходить пересадка сердца.

Тебя привезут в операционную и дадут общий наркоз.

Виноград. Клэр любит его гораздо больше жвачки, хотя рутбир тоже неплох.

Тебя подготовят и обложат операционными простынями, сказала я ей. Твою грудину раскроют с помощью пилы.

Разве это не больно?

Конечно нет, сказала я. Ты будешь крепко спать.

Я знала эту процедуру, как любой постоянный посетитель кардиологии, поскольку долго и тщательно изучала ее.

Что дальше?

На аорту, верхнюю полую вену и нижнюю полую вену накладываются швы. Ставятся катетеры. Потом тебя подключают к аппарату сердце-легкие.

Что это такое?

Он работает вместо тебя. Он откачивает венозную кровь из двух полых вен и возвращает красную кровь через канюлю в аорту.

«Канюля» – прикольное слово. Мне нравится, как оно звучит.

Я пропустила то место о том, как вынут ее сердце, разделят нижнюю и верхнюю полые вены, потом аорту.

А дальше?

Его сердце (нет нужды говорить чье) омывается раствором для кардиоплегии.

Это звучит как жидкость для полировки машины.

Ну нет, будем надеяться, что это не так. В этом растворе полно питательных веществ и кислорода, и он не дает сердцу сильно биться.

А после этого?

Потом новое сердце помещается в свой новый дом, сказала я, и постучала ее по груди. Сначала сшиваются вместе левые предсердия. Потом нижняя полая вена, верхняя полая вена, легочная артерия и наконец аорта. Когда все соединения выполнены, с аорты снимается зажимная крестовина, в коронарные артерии поступает теплая кровь, и…

Дай угадаю: и сердце начинает биться.

Теперь, несколько часов спустя, Клэр смотрела на меня, лежа на больничной каталке. На правах матери несовершеннолетней мне разрешили сопровождать ее, одетую в больничную рубашку, в операционную и присутствовать при введении наркоза. Я сидела на табурете, предложенном медсестрой, среди сверкающих инструментов и сияющих ламп. Я пыталась вспомнить знакомое лицо хирурга по его добрым глазам, видным поверх маски.

– Мама… – сказала Клэр, беря меня за руку.

– Я здесь.

– Я не ненавижу тебя.

– Знаю, детка.

Анестезиолог надел маску на лицо Клэр.

– Хочу, чтобы ты посчитала, милая. В обратном порядке, от десяти.

– Десять, – глядя мне в глаза, произнесла Клэр. – Девять… восемь…

Она прикрыла веки.

– Семь… – сказала она, но на последнем звуке губы ее замерли.

– Мамочка, можете поцеловать ее, если хотите, – сказала медсестра.

Я прикоснулась своей бумажной маской к мягкому изгибу щеки Клэр.

– Возвращайся ко мне, – прошептала я.

Майкл

Через три дня после смерти Шэя и на второй день после его похорон я вновь пришел на тюремное кладбище. Могильные плиты с номерами образовали небольшое поле. На могиле Шэя номер пока не поставили, это был просто клочок свежей земли. И все же только на этой могиле был посетитель. На земле, скрестив ноги, сидела Грейс Борн.

Я помахал ей, и она поднялась:

– Отец, рада вас видеть.

– Я тоже.

Подойдя ближе, я улыбнулся.

– Хорошую службу вы провели в тот день. – Она опустила взгляд в землю. – Знаю, не похоже было на то, что я слушаю, но я все же слушала.

На похоронах Шэя я совсем не читал из Библии. Как и из Евангелия от Фомы. Я сочинил собственное Евангелие, благую весть о Шэе Борне, искренне излагая ее немногим присутствующим: Грейс, Мэгги, медсестре Алме.