Новое сердце

Едва выйдя из камеры Шэя, я, пошатываясь, выбралась из циркового шатра – знаете, вот что это было, цирк – и меня вырвало на траву во внутреннем дворе.

– Эй, – прозвучал голос, – вы в порядке?

Я почувствовала, как меня поддерживает чья-то рука, и вскоре разглядела в кружащемся свете начальника тюрьмы Койна, смущенно взирающего на меня.

– Пойдемте со мной, – сказал он. – Вам надо выпить воды.

Он повел меня по мрачным коридорам, гораздо более созвучным казни, подумала я, чем прекрасный весенний день за стенами тюрьмы, с сияющим голубым небом и пышными облаками. В пустующем кафетерии для сотрудников Койн пододвинул мне стул и направился к кулеру за водой. Я выпила целый стакан, но во рту все равно чувствовалась горечь.

– Извините, – сказала я. – Не думала, что меня вытошнит на вашем прогулочном плацу.

Он сел на стул рядом со мной:

– Понимаете, миз Блум, вы мало что обо мне знаете.

– И не хочу знать больше, – вставая, сказала я.

– Например, – продолжал Койн, – я не очень-то одобряю смертную казнь.

Уставившись на него, я закрыла рот и вновь опустилась на стул.

– Когда-то одобрял, не поймите меня превратно. И я организую казнь, если понадобится, поскольку это часть моей работы. Но это не значит, что я готов мириться с этим, – добавил он. – По правде сказать, я видел многих заключенных, которым пребывание в тюрьме даже помогло. Но видел и таких, которым желаешь смерти. Встречаются люди, в которых не найти ничего хорошего. Но кто я такой, чтобы решать, казнить кого-то за убийство ребенка… а не за убийство наркомана во время неудачной сделки… или даже следует ли нам казнить самого заключенного? У меня не хватит ума решить, чья жизнь ценится больше, а чья меньше. Не знаю, может ли вообще кто-то это решать.

– Если вы понимаете, что это несправедливо, и продолжаете это делать, то как же вы спите по ночам?

Начальник тюрьмы печально улыбнулся:

– Я не сплю, миз Блум. Разница между вами и мной в том, что вы считаете меня способным спать. – Он поднялся и спросил: – Полагаю, вы знаете, куда вам сейчас идти?

Я должна была вместе с отцом Майклом ожидать в бюро информации для общественности, чтобы нас привели в шатер отдельно от свидетелей со стороны штата и жертвы. Но почему-то я знала, что Койн имел в виду другое.

И что еще более удивительно: по-моему, он знал, что я знаю.

Внутренняя часть циркового шатра была раскрашена под голубое небо. Над черной железной конструкцией виселицы парили искусственные облачка. Я подумала, что Шэй может смотреть на это и считать, что он на воздухе.

Сам шатер разделялся шеренгой надзирателей на две группы свидетелей той и другой стороны. Нас предупредили письмами из Департамента исправительных учреждений по поводу правил поведения: произнесение любого имени или ненадлежащее действие повлечет за собой выдворение из шатра. Рядом со мной отец Майкл молился по четкам. С другой стороны от меня сидел мой босс Руфус Уркхарт.

Я была поражена, увидев спокойно сидящую напротив меня Джун Нилон.

Почему-то я предполагала, что она будет с Клэр, особенно при условии, что Клэр должна готовиться к трансплантации сердца. Когда она позвонила мне, сказав, что согласна принять сердце Шэя, я не стала задавать никаких вопросов – боялась сглазить. Теперь я хотела бы подойти к ней и спросить про Клэр – все ли идет по плану, но не хотела лишний раз волновать ее и к тому же боялась услышать ответ.

Где-то за шторками Кристиан проверял веревку и петлю, чтобы удостовериться, что процедура проводится как можно более гуманно. Я знала, что это должно было меня успокоить, но, честно говоря, никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.

Трудно было признаться себе самой в том, что я испытываю дружеские чувства к человеку, обвиненному в убийстве. Адвокаты знают, что не следует эмоционально воспринимать своих клиентов, но это не означает, что такого не случается.

Ровно в десять часов утра шторки открылись.

На помосте виселицы Шэй казался очень маленьким. На нем были белая футболка, оранжевые штаны от комбинезона и теннисные туфли. По бокам от него стояли два надзирателя, которых я никогда не видела раньше. Руки его были завязаны за спиной, а ноги стянуты чем-то вроде кожаного ремня.

Он трясся как лист.

На помост поднялся комиссар Линч.

– Без отсрочки исполнения приговора, – произнес он.

Я подумала о руках Кристиана, проверяющих узел на шее Борна. Я знала ласку этих рук и была благодарна, что последний физический контакт Шэя с человеком будет приятным.

Линч сошел с помоста, и его место занял начальник тюрьмы, вслух прочитавший распоряжение о приведении приговора в исполнение.

Слова скользили поверху, не задерживаясь в памяти.

…Принимая во внимание, что шестого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года Исайе Мэттью Борн был обоснованно и законно обвинен в двух тяжких преступлениях, а именно убийствах…