Новое сердце

– Вне здания на десять градусов теплее, – заметил офицер. – Ничего не понимаю. – Он дул себе на руки, в воздухе повисло облачко пара от его дыхания. – Я могу вызвать техпомощь.

– Пропустите меня в камеру, – попросил я.

Охранник с удивлением уставился на меня:

– Не могу.

– Почему? Меня дважды обыскивали. Рядом со мной нет других заключенных. И здесь находитесь вы. Это все равно что встречаться в комнате переговоров, разве нет?

– За это меня могут уволить…

– Я скажу начальнику, что это моя идея, и буду осторожен. Я священник. Неужели я стал бы вам лгать?

Покачав головой, он отпер дверь громадным ключом. Я вошел в камеру и услышал, как щелкнул замок, когда меня заперли в мирке Шэя размером шесть на шесть футов. Стуча зубами, Шэй взглянул на меня.

– Почему… так… холодно? – прошептал он.

Я покачал головой:

– Старайся не думать об этом.

Старайся не думать, что в этой крошечной камере температура ниже нуля. Старайся не думать, что эта камера соединяется с виселицей, на которой ты завтра будешь болтаться. Старайся не думать о море лиц, которое увидишь, когда будешь стоять там, наверху, о том, что скажешь, когда тебя попросят, о том, что сердце у тебя так сильно бьется от страха, что ты не услышишь собственные слова. Старайся не думать о том, что несколько минут спустя, когда ты умрешь, это самое сердце вынут из твоей груди.

Незадолго до этого приходила медсестра Алма, чтобы предложить Шэю валиум. Он отказался, а теперь я пожалел, что не взял для него пилюлю.

Через несколько минут Шэй перестал так сильно трястись, а лишь время от времени вздрагивал.

– Я не хочу здесь плакать, – признался он. – Не хочу выглядеть слабым.

– Ты уже одиннадцать лет ждешь исполнения смертного приговора. Ты боролся – и выиграл право умереть на своих условиях. Даже если тебе придется завтра туда ползти, ни один человек не посчитает тебя слабым.

– Они все еще там?

Под «ними» он подразумевал толпу людей. Люди по-прежнему были там – и они прибывали, заполняя съезды с шоссе 93 на Конкорд. В конечном счете не имело значения, действительно Шэй мессия или просто хороший шоумен. Имело значение то, что всем этим людям надо было во что-то верить.

Шэй повернулся ко мне:

– Хочу, чтобы вы оказали мне услугу.

– Все, что угодно.

– Позаботьтесь о Грейс.

Я предполагал, что он попросит об этом: смерть связывает людей вместе, как любое другое сильное эмоциональное переживание – рождение, вооруженное ограбление, женитьба, развод. Я навсегда буду связан с вовлеченными в это сторонами.

– Конечно.

– И я хочу, чтобы вы забрали себе мои вещи.

Я не представлял себе, что он подразумевает. Возможно, его плотницкие инструменты?

– С радостью, – сказал я и подтянул одеяло повыше. – Шэй, о твоих похоронах…

– Право, это не важно.

Я попытался обеспечить ему место на кладбище церкви Святой Екатерины, но гражданский комитет выступил против. Они не хотели, чтобы убийца упокоился рядом с их близкими. Частные участки и похороны стоили тысячи долларов – таких денег ни у Грейс, ни у Мэгги, ни у меня не было. Заключенный, которого не могли похоронить родственники, будет похоронен на крошечном кладбище за тюрьмой, и на могильном камне будет указан лишь его номер в исправительном учреждении, а не имя.

– Три дня, – зевнув, произнес Шэй.

– Три дня?

Он улыбнулся мне, и впервые за несколько часов я почувствовал, что согреваюсь.

– Через три дня я вернусь.

В девять часов утра в день казни Шэя из кухни ему принесли поднос. Где-то среди ночи холод отступил, и вместе с тем разрушился цемент, залитый в основание временной камеры. Сквозь пол проросли пучки травы из внутреннего двора, по металлической двери камеры поползли вьющиеся побеги. Шэй снял ботинки и носки и, широко улыбаясь, принялся разгуливать босиком по свежей траве.

Я вернулся на свой табурет за дверью, чтобы не навлечь неприятности на охранника, надзирающего за Шэем, но сержант, принесший Шэю еду, сразу же насторожился:

– Кто принес сюда растения?

– Никто, – ответил охранник. – Они просто выросли здесь за ночь.

– Я доложу начальнику тюрьмы, – нахмурился сержант.

– Ага, давай, – согласился охранник. – Наверняка ему сейчас не о чем больше думать.

Услышав эту остроту, мы с Шэем переглянулись и заулыбались. Сержант ушел, и охранник передал Шэю поднос через люк. Шэй одну за другой открывал крышки.

Шоколадное печенье. Корн-доги. Куриные наггетсы.

Сладко-соленый попкорн и сладкая вата, сморы.

Картофель фри в виде спиралек, мороженое, украшенное коктейльными вишнями. Тосты с сахарной пудрой. Огромный стакан газировки.

Одному человеку столько не съесть. И все это можно купить на деревенской ярмарке. Такую еду помнишь с самого детства.

Если, в отличие от Шэя, у вас было детство.