Новое сердце

У меня в голове вертелись слова Грейс Борн: «Моя приемная мать тоже так говорила».

Нет. Курт никогда бы…

Но в моем мозгу клубились другие образы: брючки Элизабет, которые я как-то нашла в чехле диванной подушки. Тогда она еще не знала, как управляться с молнией. То, что ему часто надо было искать что-то в ванной комнате – аспирин, эластичный бинт, – когда Элизабет плескалась в ванне.

И я слышала, как каждый вечер Элизабет, когда я укладывала ее спать, просила: «Оставь свет», совсем как Грейс Борн.

Я тогда думала, что с возрастом это пройдет, но Курт сказал, что нельзя, чтобы она поддавалась страхам. Он предложил компромисс: выключал свет и лежал с ней, пока она не заснет.

«Что случается, когда я засыпаю? – спросила она меня однажды. – Разве все останавливается?»

А если это был не просто сонный вопрос семилетней девочки, постигающей мир, а жалоба ребенка, желающего спрятаться?

Я подумала о Грейс Борн, прячущейся за шарфом. Я подумала о том, как можно глядеть прямо на человека и не видеть его.

Я поняла, что никогда не смогу узнать, что в действительности произошло между ними, – ни Курт, ни Элизабет не скажут. А Шэй Борн – не имеет значения, что он видел, его отпечатки все же были на том пистолете. Я не знала, буду ли в состоянии увидеть его после того последнего раза.

«Лучше ей было умереть», – сказал он тогда, и я убежала, не дослушав того, что он пытался мне сказать.

Я представила себе Курта и Элизабет в том гробу лежащими в обнимку и вдруг ощутила, что меня сейчас вырвет.

– Мамочка, – тонким голосом прошептала Клэр, – с тобой все хорошо?

Я дотронулась до ее щеки, где благодаря лекарству появился слабый румянец.

– Нет, не хорошо, – призналась я. – Я умираю.

Она едва заметно улыбнулась:

– Какое совпадение…

Но мне было не смешно. Я постепенно умирала.

– Хочу кое-что тебе сказать, – произнесла я, – и ты за это меня возненавидишь… – Я взяла ее руку и крепко сжала. – Да, это несправедливо. Но ты ребенок, а я твоя мать, и выбор придется сделать мне. В твоей груди должно биться новое сердце.

Ее глаза наполнились слезами.

– Но ты говорила… ты обещала. Не заставляй меня это сделать…

– Клэр, я не могу сидеть и смотреть, как ты умираешь, хотя знаю, что тебя ожидает сердце.

– Но не всякое сердце. – Она заплакала, отвернувшись от меня. – Ты подумала, каким это все будет для меня после?

Я убрала волосы с ее лба:

– Только об этом и думаю, детка.

– Неправда, – возразила Клэр. – Ты думаешь лишь о себе, о том, чего хочешь ты, о том, что потеряла ты. Но ты не одна упустила настоящую жизнь.

– Именно поэтому я не хочу, чтобы ты упустила свою.

Клэр медленно повернула ко мне лицо:

– Я не хочу остаться в живых из-за него.

– Тогда останься в живых из-за меня. – Затаив дыхание, я выдала ей самый свой потаенный секрет: – Понимаешь, я не такая сильная, как ты, Клэр. Боюсь, я не выдержу, если меня снова оставят.

Она закрыла глаза, и я подумала, что она опять задремала, но она сжала мою руку.

– Ладно, – сказала она. – Но надеюсь, ты понимаешь, что я могу возненавидеть тебя на всю оставшуюся жизнь.

На всю оставшуюся жизнь.

Есть ли на свете фраза, которая звучала бы такой музыкой?

– Клэр, – твердо произнесла я, – это будет долго, долго.

Бог мертв; но, учитывая то, в каком состоянии пребывает Человек, еще на века, возможно, сохранятся пещеры, в которых будет являться Его тень.

Фридрих Ницше. Веселая наука

Майкл

Когда заключенные пытаются покончить с собой, они используют вентиляционную решетку. Они протягивают сквозь жалюзи коаксиальные кабели из телевизоров и накидывают петлю себе на шею, а потом соскакивают с металлической койки. По этой причине за неделю до казни Шэя перевели в камеру с наблюдением. За каждым его движением следила видеосистема, за дверью стоял надзиратель. Это был надзор, который не позволил бы заключенному покончить с собой, до того как наступит очередь штата.

Шэй ненавидел все это. Только об этом он и говорил, пока я сидел с ним по восемь часов в день. Я читал ему Библию, Евангелие от Фомы или «Спортс иллюстрейтед». Рассказывал о планах относительно молодежной группы, что она должна организовать ярмарку пирогов на Четвертое июля – праздник, в котором он не сможет участвовать. Он делал вид, что слушает меня, но потом вдруг обращался к стоящему снаружи офицеру.

– Тебе не кажется, что мне хочется побыть одному? – кричал он. – Если бы у тебя оставалась одна неделя, хотел бы ты, чтобы за тобой все время наблюдали? Когда ты плачешь? Ешь? Мочишься?