Новое сердце

– Одно время я работал на ферме, – рассеянно произнес Шэй. – Я участвовал в строительстве коровника с деревянным каркасом. Однажды я видел, как один парень вывалил своим бычкам целый мешок зерна посреди пастбища, вместо того чтобы давать порциями. Я подумал, как это круто – как Рождество для них! – пока не увидел подъехавший грузовик мясника. Парень дал им столько, сколько они могли съесть, потому что к тому времени это уже не имело значения.

Шэй свернул картофель фри, который держал в пальцах, и положил обратно на тарелку.

– Угощайтесь, – предложил он мне.

Я покачал головой.

– Угу, – тихо поддакнул он. – Кажется, я тоже не так голоден.

Казнь Шэя была назначена на десять часов утра. Прежде смертные приговоры приводились в исполнение в полночь, но теперь это считают излишне таинственным, а потому казнь назначается на любое время. Родным заключенного позволяется прийти за три часа до казни, хотя в данном случае это не имело значения, поскольку Шэй велел Грейс не приходить. Адвокату по делу и духовному наставнику разрешалось находиться в камере, но они должны были покинуть ее за сорок пять минут до начала казни.

После этого Шэй останется один, если не считать охраняющего его офицера.

Когда поднос с завтраком унесли, у Шэя случился приступ диареи. Мы с офицером отвернулись, чтобы не смущать его, и сделали вид, что ничего не произошло. Вскоре после этого пришла Мэгги. У нее были красные глаза, которые она поминутно вытирала мятой бумажной салфеткой.

– Я тебе кое-что принесла, – сказала она, но потом увидела заросшую зеленью камеру. – Что это?

– Глобальное потепление, – ответил я.

– Что ж, мой подарок оказался излишним.

Мэгги вывернула карманы, набитые травой, дикой морковью, венериным башмачком, лютиками.

Но она все же пропихнула растения через металлические ячейки двери.

– Спасибо, Мэгги.

– Ради бога, Шэй, не благодари меня! Я бы хотела, чтобы это закончилось не так. – Помолчав, Мэгги добавила: – А если я…

– Нет! – перебил ее Шэй. – Все почти закончилось, и вы можете продолжать спасать людей, которые хотят быть спасенными. Со мной все в порядке, правда. Я готов.

Мэгги открыла было рот, но передумала, сжала губы и, покачав головой, произнесла:

– Я встану так, чтобы ты меня видел.

Шэй сглотнул и тихо сказал:

– Хорошо.

– Не могу сейчас остаться. Хочу убедиться в том, что начальник тюрьмы поговорил с больницей, и чтобы все прошло как предполагается.

Шэй кивнул:

– Мэгги, пообещаешь мне кое-что?

– Конечно, Шэй.

Он уперся лбом в металлическую дверь:

– Не забывай меня.

– Ни за что! – откликнулась Мэгги, прижавшись губами к двери, словно посылая Шэю прощальный поцелуй.

Мы оказались одни; оставалось полчаса.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Гм… – промычал Шэй. – Лучше не бывает.

– Да уж, глупый вопрос. Хочешь поговорить? Помолиться? Побыть одному?

– Нет, – быстро произнес Шэй. – Не это.

– Могу я что-то еще для тебя сделать?

– Угу, – ответил он. – Расскажите снова о ней.

Я помедлил.

– Она на игровой площадке, – начал я, – качается на качелях. Когда она поднимается вверх, думая, что заденет кроссовками облако, то соскакивает с качелей, боясь, что сейчас улетит.

– У нее длинные волосы, которые развеваются, как флаг, – добавил Шэй.

– Сказочные волосы. Такие светлые, что кажутся серебристыми.

– Сказочные, – повторил Шэй. – Счастливый конец.

– Для нее – да, Шэй. Ты даришь ей целую новую жизнь.

– Я вновь спасаю ее. Я дважды спасаю ее. Сейчас – с помощью своего сердца, и однажды еще до ее рождения. – Шэй посмотрел мне прямо в глаза и пояснил: – Он мог погубить не только Элизабет. Когда выстрелил пистолет, она оказалась на пути… но другая… Мне пришлось это сделать.

Я глянул через плечо на охранника, он стоял в дальнем углу, переговариваясь по рации.

Хрипло, невнятно я произнес:

– Значит, ты все-таки совершил тяжкое убийство.

Шэй пожал плечами:

– Некоторые люди заслуживают смерти.

Лишившись дара речи, я стоял, пока к нам подходил офицер.

– Отец, простите, но вам пора, – сказал он.

В этот момент шатер наполнился звуками волынки и нарастающим гулом поющих голосов. Запели люди, несущие свою вахту за стенами тюрьмы.

Великая благодать, как сладок этот звук…
Что спас грешника, подобного мне.
Однажды запутавшись, я обрел себя.
Ослеп, но потом прозрел.

Я не знал, повинен Шэй в убийстве или он невиновен и был оговорен. Я не знал, мессия он или медиум, принимающий сообщения о текстах, которые никогда не читал. Я не знал, творим мы историю или только вновь переживаем ее. Но я знал, что надо делать: я жестом попросил Шэя выйти вперед, закрыл глаза и осенил его лоб крестным знамением.

– Всемогущий Боже, – забормотал я, – взгляни на Твоего слугу, пребывающего в немощи, и утешь его обещанием вечной жизни, обретенной при воскрешении Твоего Сына Иисуса Христа, нашего Господа. Аминь.

Открыв глаза, я увидел, что Шэй улыбается.

– Увидимся, отец, – сказал он.

Мэгги