Новое сердце

Моим естественным побуждением было захлопнуть дверь. Это смертный грех? Какая разница, если даже не веришь в смертный грех? Могу назвать вам точный момент, когда я отказалась от религии. Нас с Куртом воспитали в католической вере. Мы крестили Элизабет, и на похоронах присутствовал священник. После этого я пообещала себе, что ноги моей больше не будет в церкви. Бог был не в силах сделать ничего, что помогло бы восполнить мою потерю. Я не знала этого священника, но мне показалось, речь пойдет не о спасении моей души, а о спасении жизни Клэр. Вдруг этот священник знает о донорском сердце, о котором неизвестно в Службе обеспечения донорскими органами?

– В доме не прибрано, – сказала я, но открыла дверь, дав ему войти.

Он остановился, когда мы проходили мимо гостиной, где Клэр смотрела телевизор. Девочка повернулась, и ее бледное личико поднялось, как луна, над спинкой дивана.

– Это моя дочь… – сказала я и запнулась – он смотрел на Клэр, как на привидение.

Я уже собиралась прогнать его, когда Клэр поздоровалась и уперлась локтями в спинку дивана:

– Вы знаете что-нибудь о святых?

– Клэр!

Она закатила глаза:

– Я просто спрашиваю, мама.

– Знаю, – ответил священник. – Мне всегда нравился святой Ульрик. Это святой, который отпугивает кротов.

– Да бросьте.

– У вас здесь бывают кроты?

– Нет.

– Значит, он делает свою работу, – мягко произнес священник.

Поскольку он вызвал у Клэр улыбку, я решила оказать ему доверие. Он пошел вслед за мной на кухню, где мы могли спокойно поговорить.

– Простите за допрос с пристрастием, – сказала я. – Клэр много читает. Святые – ее последнее увлечение. Полгода назад это было кузнечное дело.

Я предложила ему сесть у стола.

– Что касается Клэр… – произнес он. – Я знаю, что она больна, поэтому я здесь.

Хотя я на это надеялась, сердце у меня подпрыгнуло в груди.

– Вы можете ей помочь?

– Есть шансы, – ответил священник. – Но сначала мне надо заручиться вашим согласием в одном вопросе.

Я постриглась бы в монахини. Я прошлась бы босиком по горячим углям.

– Все, что угодно, – пообещала я.

– Я знаю, что прокуратура уже спрашивала вас о возможности реституционного правосудия…

– Убирайтесь из моего дома! – резко произнесла я, но отец Майкл не пошевелился.

Мое лицо пылало – от гнева и стыда, что я не смогла соединить кусочки мозаики: Шэй Борн хочет стать донором органа, а я активно ищу сердце для Клэр. Я не смогла связать воедино все новости из тюрьмы, освещаемые в СМИ. Интересно, дело в моей наивности или я подсознательно пытаюсь защитить дочь?

С огромным усилием я заставила себя посмотреть священнику в глаза:

– Почему вы думаете, что я захочу, чтобы частица этого человека, все еще разгуливающего по земле, оказалась внутри моего ребенка?

– Джун, прошу вас, выслушайте меня. Я духовник Шэя, беседую с ним. И полагаю, вам тоже следует с ним поговорить.

– Зачем? Затем, что ваша совесть неспокойна из-за сочувствия убийце? Затем, что вы не спите по ночам?

– Затем, что хороший человек может поступить дурно. Ибо Господь прощает и я не могу не прощать.

Знаете, как бывает, когда вы находитесь на грани отчаяния и кровь стучит у вас в висках? Знаете, каково это – когда язык не поворачивается, чтобы вымолвить правду, но вам все же приходится ее сказать?

– Что бы он ни сказал мне, это не имеет значения.

– Вы совершенно правы, – откликнулся отец Майкл. – Но то, что скажете ему вы, может иметь значение.

Была одна переменная величина, которую священник выпустил из этого уравнения: я ничего не должна была Шэю Борну. Как мучительно было каждый вечер смотреть репортажи по телевидению, слышать голоса приверженцев, собирающихся у тюрьмы со своими больными детьми и умирающими родственниками.

«Глупцы! – хотелось мне крикнуть им. – Не понимаете разве, что он надул вас, так же как меня? Не знаете разве, что он убил мою любовь и мою крошку?»

– Назовите хотя бы одного человека, которого убил Джон Уэйн Гейси, – потребовала я.

– Я не знаю, – ответил отец Майкл.

– А Джеффри Дамер?.. – (Он покачал головой.) – Но вы помните имена преступников?

Отец Майкл встал со стула и медленно подошел ко мне:

– Джун, люди могут меняться.

– Угу, – скривила я губы. – Вроде кроткого бездомного плотника, который превращается в психопата?

Или девочка-фея с серебристыми волосами, чья грудь в одно мгновение расцветает кровавым пионом. Или мать, превращающаяся в женщину, какой никогда не думала стать, – ожесточенную, опустошенную, сломленную.

Я понимала, почему этот священник хочет, чтобы я встретилась с Шэем Борном. Я помнила слова Иисуса: «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте… Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром…»[8]

Вот что я вам скажу: Иисус никогда не хоронил своего ребенка.

Я отвернулась, потому что не хотела, чтобы отец Майкл увидел мои слезы, но он обнял меня, подвел к стулу и протянул бумажную салфетку. Постепенно его голос, невнятное бормотание сложились в отдельные слова.

– Бесценная святая Фелисити, покровительница тех, кто претерпел смерть ребенка, прошу твоего заступничества. Пусть Господь поможет этой женщине обрести покой…