– Вы когда-нибудь задумывались, что в корне не правы?
– В чем?
– Во всем. В том, что сказал Иисус, что Иисус хотел сказать. Он ведь даже не написал Библию. В сущности, люди, действительно написавшие Библию, не жили во времена Иисуса. – Наверное, у меня был совершенно ошарашенный вид, потому что Шэй торопливо продолжил: – Не то чтобы Иисус не был по-настоящему крутым – великий учитель, отличный оратор, бла-бла-бла. Но… Сын Бога? Где доказательство?
– В этом и заключается вера, – сказал я. – Верить, не видя.
– Ладно, – кивнул Шэй. – А те люди, которые верят в Аллаха? Или в то, что верный путь – Восьмеричный? Как мог парень, ходивший по воде, быть крещеным?
– Мы знаем, Иисуса крестили, потому что…
– Потому что так сказано в Библии? – рассмеялся Шэй. – Кто-то написал Библию, но это не был Господь. Точно так же кто-то написал Коран и Талмуд. И он, должно быть, решал, что будет понятно, а что – нет. Это вроде того, как пишешь в письме обо всем, чем занимался в отпуске, но умалчиваешь об украденном бумажнике и пищевом отравлении.
– Тебе действительно нужно знать, было ли у Иисуса пищевое отравление? – спросил я.
– Вы не понимаете главного. Нельзя открыть Евангелие от Матфея на главе двадцать шесть, стих тридцать девять или Евангелие от Луки на главе пятьсот, стих сорок три[10]
и прочитать это как факт.– Видишь ли, Шэй, тут ты не прав. Я могу открыть Евангелие от Матфея на главе двадцать шесть, стих тридцать девять и знать, что это Божье слово. Или Луку на главе пятьсот, стих сорок три, если так далеко зайдет.
К этому моменту заключенные на ярусе вовсю подслушивали нас. Некоторые из них – Джои Кунц, православный, и Поджи, баптист, – любили, когда я приходил к Шэю и читал Священное Писание. Другие даже просили меня остановиться около их камер и помолиться с ними.
– Заткни пасть, Борн! – выкрикнул Поджи. – Попадешь в преисподнюю, как только они воткнут иглу тебе в руку.
– Я не говорю, что прав, – повышая голос, произнес Шэй. – Я говорю, что, если вы правы, это не значит, что я ошибаюсь.
– Шэй, – сказал я, – перестань кричать, или меня попросят уйти.
Он приблизился ко мне, прижимая ладони к той стороне стальной ячеистой двери.
– А если не имеет значения, христианин ты, иудей, буддист, виккан или… трансценденталист? Если все пути ведут в одно и то же место?
– Религия объединяет людей, – сказал я.
– Ага, верно. Можно адресовать религии любую острую проблему в этой стране. Исследование стволовых клеток, война в Ираке, право умереть, однополые браки, аборты, эволюция, даже смертная казнь – где линия разлома? Эта ваша Библия… – Шэй передернул плечами. – Вы действительно считаете, Иисус обрадовался бы тому, что творится на свете?
Я подумал о террористах-смертниках, о радикалах, врывающихся в клиники планирования семьи. Я подумал о сводках новостей с Ближнего Востока.
– Полагаю, Господь ужаснулся бы некоторым вещам, совершаемым Его именем, – согласился я. – Наверное, есть такие места, в которых Его послание было искажено. Вот поэтому, я думаю, еще важнее распространять именно то послание, которое Он имел в виду.
Шэй отодвинулся от двери камеры:
– Посмотрите только на парня вроде Кэллоуэя…
– А пошел ты, Борн! – отозвался Рис. – Не хочу быть частью твоей речи. Не хочу даже, чтобы твой поганый рот произносил мое имя.
– …на придурка, поджегшего синагогу…
– Ты покойник, Борн, – процедил Рис. – Покойник.
– …или на охранника, который водит тебя в душ и не смеет посмотреть тебе в глаза, потому что, повернись его жизнь чуть по-другому, в наручниках мог оказаться он. Или на политиков, которые думают, что могут забрать кого-то неугодного им в обществе и заточить в тюрьму…
При этих словах другие заключенные разразились приветственными возгласами. Тексас и Поджи схватили обеденные подносы и принялись колотить ими в стальные двери своих камер.
– Что у вас происходит? – прозвучал в динамиках голос офицера.
Шэй как будто стоял на кафедре, проповедуя перед прихожанами, оторвавшись от привычного хода вещей и упиваясь своей ролью.
– А те – настоящие монстры, – которых даже не подпускают к своим женам и детям, – те, вроде меня, – от них избавляются. Потому что это проще, чем признаться, что между ними и мной мало разницы.
Раздался свист, приветственные крики. Шэй отступил назад, словно стоя на сцене, и согнулся в поклоне. Потом вышел на бис:
– Посмеюсь я над вами. Одной подкожной инъекции будет недостаточно. Расколите кусок дерева – и найдете меня. Поднимите камень – и найдете меня. Посмотрите в зеркало – и найдете меня. – Шэй в упор посмотрел на меня. – Если вы действительно хотите узнать, что превращает человека в убийцу, то спросите себя, что заставит вас это сделать.
Я сжал пальцами Библию, которую всегда приносил с собой к Шэю. Как оказалось, Шэй ни на что не сетует. И он не оторван от реальности.
Это я оторван от реальности. Потому что, как предполагал Шэй, мы не так уж сильно отличаемся, как мне хотелось бы думать. Мы оба были убийцами.
Единственное различие состояло в том, что смерть, которой я поспособствовал, была еще впереди.
Мэгги