Новое царство

Хуэй поплелся вверх по ступенькам, Камень Ка казался тяжелее в его руках. Он прошел сквозь благоухающую тень акаций и можжевельника к большому дому на самой высокой точке Лахуна, дому, заработанному успехом его отца. За высокими стенами, где у ворот стоял стражник с копьем, дом поднимался на два этажа, что было редкостью для Лахуна, с террасой на крыше. Навесы защищали от солнечного жара, и семья могла наслаждаться легким ветерком, любуясь видом на город. Хави был губернатором Лахуна и проводил дни в спорах с советниками, изучая пыльные папирусы и обсуждая торговлю и ремонт стен и канала.

- Какая унылая жизнь, подумал Хуэй. - Где же приключения? Где радость?

Войдя во двор, он почувствовал утешение от суеты, доносившейся из помещения для прислуги. За ним находились конюшни и загоны для скота, пивоварня, зернохранилища и другие продовольственные склады.

- Тебя не съели шакалы.

Его старшая сестра Ипвет стояла в темном дверном проеме их дома. Мысленным взором Хуэй все еще видел ее той девушкой, которая насмехалась над ним, подставляла подножку и выкручивала ему ухо. Но она выросла в красивую женщину с длинными загорелыми ногами, тонкой талией и лицом в форме сердечка. Льняное платье без рукавов облегало ее изгибы, улыбающееся лицо обрамлял парик с замысловатыми косами. Однажды Хуэй поймал Кики на том, что тот смотрит на нее с блеском в глазах, и Хуэй отвесил другу подзатыльник.

- Где ты был, брат? - спросила она, приподняв бровь. - Отец был так зол, что его глаза выпучились, а голос надломился. Он снова и снова посылал людей на твои поиски. Он не мог скрыть своего беспокойства. Ты же знаешь, ты всегда был его любимчиком...

Вспомнив гневные слова Кена, Хуэй собрался возразить, но Ипвет махнула рукой, отпуская его.

- Мама была так раздражена. Она продолжала повторять: - Кен тоже пропал! - Ее дразнящая улыбка исчезла. - Отец думал, что ты мертв или захвачен бандитами, и скоро он получит требования о золоте. Мы все так думали.

- Как видишь, я все еще жив. - Его голос был ровным.

Ипвет нахмурила брови. - Почему у тебя такой грустный вид? Разве это не день для радости?

- И мы будем радоваться. Но сначала я должен увидеть отца.

-Значит, в дороге ты обрел храбрость. Она ухмыльнулась, пока ее взгляд не упал на теперь уже грязный сверток, который Хуэй сжимал в руках. - Что это?

- Причина, по которой я ушел. Это все изменит.

Глаза Ипвет расширились. - Дай мне посмотреть.

- Позже. Отец должен увидеть это первым. Возможно, это спасет меня от его грубого языка.

Ипвет отступила в сторону и взмахнула рукой, чтобы ввести его в прохладный дом. В это время дня в огромной приемной было темно, хотя Хуэй все еще чувствовал запах дыма от ламп, которые зажигали на закате. Верхний этаж поддерживали четыре гранитные колонны, каждая из которых была украшена замысловатой резьбой со снопами кукурузы вокруг вершины и расписана красными, черными и синими вертикальными линиями на белом фоне. Зал был спроектирован так, чтобы продемонстрировать положение семьи любым приезжим высокопоставленным лицам, и именно здесь Хави хранил те немногие предметы роскоши, которые принадлежали ему. Облицованный шпоном и инкрустированный сундук, раскрашенный с одной стороны, стоял у дальней стены. Охра и желтый цвета, использованные для фона, были выбраны так, чтобы он выглядел так, как будто он сделан из золота. А подлокотники и ножки искусно сделанного стула в углу были отделаны настоящим золотом; сиденье было сделано из красного дерева, как не уставал повторять ему отец.

Их семья заслужила свое место в Лахуне. Но с Камнем Ка Хуэй знал, что впереди его ждут великие дела.

Низкий голос Хави донесся из его кабинета за лестницей на следующий этаж. Он беседовал со старым Нимлотом, своим главным советником. Хави был высоким и стройным, с глазами, которые всегда выглядели усталыми, и плечами, которые, казалось, с каждым днем сутулились все больше. Когда он увидел Хуэя, стоящего в дверях, он отпустил Нимлота взмахом руки. Глядя в это суровое лицо, Хуэй ожидал вспышки ярости или холодного осуждения. Вместо этого эти застывшие черты растаяли, и на лице его отца появилась улыбка облегчения. Хави протянул руки.

- Кики мертв, - выпалил Хуэй, больше не в силах сдерживаться. Горячие слезы снова обожгли его, и он вытер их. Теперь он был мужчиной, а мужчины не плачут из-за таких вещей.

Хави шагнул вперед и положил обе руки на плечи своего сына.

- Расскажи мне, что случилось.

Хуэй рассказал о столкновении в лагере Сорокопутов.

Его отец разинул рот. - Ты что, с ума сошел? Ты отважился оказаться среди Сорокопутов по собственной воле? Что на тебя нашло?’

Хуэй развернул грязную тряпку свертка, на который он поставил свою жизнь. Камень Ка был изъеден, почернел и зазубрен. Хуэй не осмеливался взглянуть на него снова во время путешествия. Он боялся, что его глаза выжжет из глазниц, если он взглянет на него, или что он превратится в саранчу, а через мгновение его сожрет пустельга.

Но он был здесь, такой же тусклый, как любой из камней, которыми был усеян край дорожки, ведущей к воротам Лахуна.