Новое царство

Хуэй взмахнул мечом, как он видел у воинов, но меч неловко повернулся в его руке, и его слабая рука не смогла удержать его. Кхьян лениво стукнул мечом о меч, и оружие Хуэя отлетело в сторону. Шагнув вперед, Кхиан взмахнул правой ногой и выбил ноги Хуэя из-под себя.

Генералы засмеялись еще громче, и Хуэй почувствовал, что его щеки покраснели еще больше.

-Лук, - сказал Кхиан.

Один из генералов протянул Хуэю лук и стрелы.

Кхиан указал на хилое дерево, торчащее из склона берега.

- Бей туда, - сказал он.

Это будет проще, подумал Хуэй.

Лук был удивительно легким. Он закрепил древко, натянул тетиву и пустил стрелу. Она вонзилась в землю на расстоянии копья от места, где стоял Хуэй.

На этот раз смех был оглушительным.

Кхиан забрал лук и бросил его владельцу.

- В твоих жилах течет ослиное молоко, а не кровь гиксосов, - сказал он.

Хуэй смотрел, как воины уходят, все еще посмеиваясь. Он почувствовал, как в груди закипает непокорность. На этом все не закончится.

***

Однажды на рассвете Хуэй мельком увидел Кхиана, уходящего из лагеря за ряд покачивающихся финиковых пальм, окаймлявших прохладный оазис. Он прижимал к груди какой-то сверток. Хуэй решил последовать за ним.

В лучах восходящего солнца командир опустился на колени в пыль и развернул свой сверток. Это была маленькая статуэтка, черная, как эбеновое дерево, хотя и отливавшая стеклом. Хуэй прищурился, но больше ничего не смог разглядеть. Кхиан отломил кусок лепешки и раскрошил его перед идолом, прежде чем склонил голову к песку и пробормотал.

Молится, подумал Хуэй.

Через некоторое время, бормоча что-то на языке гиксосов, Кхиан поднялся, завернул полотно вокруг статуэтки и повернулся к лагерю. Он увидел, что Хуэй наблюдает за ним.

- Приношу свои извинения, - сказал Хуэй, протягивая руку. - Я не хотел мешать вашим молитвам.

- Ты любопытен. Это понятно.

- Вы молитесь богам?

- У каждого человека есть боги. Так уж устроен мир.

Кхиан развернул свой сверток, и появилась черная стеклянная статуя. Хуэй разинул рот, увидев изогнутую звериную голову и длинные уши.

- Ты поклоняешься Сету.

- Мы зовем его Сутех, бог бурь.

Когда Кхиан продолжил описывать ужасные атрибуты этого бога, у Хуэя не осталось никаких сомнений в том, что это действительно был Сет.

- Одно и то же, - пробормотал Хуэй.

- Один мудрый человек сказал мне, что боги известны повсюду, но в разных местах им дают разные имена на языках их почитателей. Боги вечны и неизменны. Только люди меняются, как времена года, как приливы и отливы.

- И ваш бог играет какую-то роль в вашей жизни?

- Боги формируют нас, направляют нас и наказывают нас. Они забирают и посылают нам дары, - Кхиан сделал паузу и посмотрел на горизонт. - Повсюду говорят о камне, который упал на землю и который наполнен силой самих богов. Любой человек, владеющий им, может стать похожим на царя. Это был бы отличный приз, а? Тот, который заслуживает того, чтобы оказаться в руках гиксосов. Держу пари, мои братья сделают все, чтобы завладеть этим богом данным камнем.

Хуэй уставился на идола, но все, что он мог видеть, была Исетнофрет, обнаженная, измазанная крокодильей кровью, просящая Сета войти в нее. Он почувствовал, что его братство с этими варварами начинает ослабевать.

Исетнофрет и гиксосы были похожи во многих отношениях. Хотя Хуэй был пленником, эти люди все равно приняли его и проявили к нему доброту. И все же он не должен испытывать никаких угрызений совести по поводу того, что обманет их, когда придет его время вырваться на свободу.

***

Однажды ночью, когда Хуэй дремал рядом с Муном, вдыхая успокаивающий мускусный запах своей лошади, ему приснился его отец. Хави сидел на крыше их дома, глядя на Лахун, рассказывая волшебные истории о прошлом и восхваляя Хуэя за то, что он был хорошим мальчиком, храбрым мальчиком, у которого было сердце, наполненное добротой. Когда он проснулся, его щеки снова были мокрыми.

Он, спотыкаясь, пробрался между фыркающими лошадьми и конюхами туда, где Фарид присел на корточки, глядя на восточный горизонт. Каждое утро он приветствовал восход солнца, и каждую ночь он склонял голову к западу, когда оно садилось. Это был путь хабиру.

Глаза Фарида метнулись к нему.

- Ты подумал, что это хорошая идея - нарушить мой покой?

- Ты слишком много времени проводишь в одиночестве. Ты становишься кислым, как молоко пятидневной давности.

Фарид хмыкнул и снова посмотрел на горизонт. Было все еще темно, но он, казалось, чувствовал, что свет близок.

За эти недели Хуэй проникся к нему симпатией, несмотря на его холодность. Он обладал обнадеживающей мудростью не только в отношении пустыни, ветра, птиц и зверей, но и в отношении сердец людей. Его морщинистое лицо было картой жизни, которая так хорошо его научила.

- Говори, - сказал он, как будто мог читать мысли Хуэя.

- Я много думаю о своей сестре Ипвет, - начал Хуэй, - и о жизни, которую она ведет в Лахуне.

Фарид собрал воедино достаточно фрагментов, чтобы понять, что Хуэй сбежал из своего дома под покровом ночи, но он никогда не задавал никаких вопросов.

- Ты беспокоишься о ней?