Новое утро Авроры

Фей сказал – только бы мама не узнала, – что я могу летать. Тсс, тсс. Я уже пробовала. Я встала на подоконник, зажмурилась и представила, как полечу. Нет, совсем не как птица и не как Супермен, совсем иначе. Может быть, как Венди, когда она дружила с Питером Пэном. Я могла лететь медленно и быстро, и даже танцевать в воздухе. Да, и тут Фей взял меня за руки, и мы полетели вместе. И так это здорово было, и ветер в лицо дул. И под нами крыши домов и деревья. И я видела даже лозу, которую любит ветер. Ту лозу, из которой какой-то человек сделал мою дудочку. Фей мне показал. И ветер пел нам. И облака были так близко. Они же совсем не похожи на вату, а на пыль. Но только это приятная пыль. Просовываешь голову в облако, а оно – бац – и нету его. И на тебе только какая-то пыль. А Фей говорит, что это звёздная пыль. Только я что-то не пойму, как может она быть от облака. Наверное, он ошибается. Но Фей научил меня летать. И завтра, завтра – Фей сказал – мамочки! я так побыстрее хочу дожить до завтра – завтра он придёт посмотреть на мой первый полёт в одиночку. Мы договорились, что полетим далеко-далеко… Где много-много дудочек играют мелодию, которую любит ветер больше всего. И вообще, Фей говорит, что, наверное, это не лоза одна поёт, а что они с ветром вместе так поют. А терновник с ветром поёт по-другому. Но ветер любит петь с лозой, потому что у неё голос такой, такой… Фей сказал, что он ещё не придумал слово. Он не всё знает, конечно, никто не знает всё на свете. И завтра, может быть, он скажет, какой голос у лозы…

2006 г.

Post-mortem

– Здравствуйте, я Агата.

– Проходи, Агата, я ждал тебя.

– Вы ждали меня? Неужели? Но зачем?

– Нет, погоди задавать вопросы. Как хорошо воспитанной барышне тебе полагается сесть в это кресло, напротив меня, и слушать всё, что я скажу.

– Обязательно? Не могу ли я пойти домой. Я устала.

– Возможно, позже. Сейчас ты должна делать так, как я прошу.

– Это кресло такое чёрное… Его кожа такая холодная…

– Усаживайся удобнее, откинься к самой спинке.

– Не говорите слишком размеренно. Не слишком тихо. И слишком громко не говорите тоже.

– Но почему ты сама шепчешь?

– Я шепчу?

– Именно так.

– Нет, я не люблю шёпота. Не надо, не искушайте мои страхи, не вызывайте мой ужас…

– Нам придётся поговорить, Агата…

– Нет-нет. Я не хочу говорить…

– Однако нам придётся.

– Почему?

– Твои родители нашли тебя обмершую от страха. Ты помнишь где?

– …

– Одна твоя прядь – совершенно чёрных, как крыло чёрного лебедя, волос – побелела. Ты знаешь, почему это случилось?

– …

– Агата, не молчи. Нужно рассказать. Это важно. От этого зависит твоя жизнь.

– Моя жизнь определена.

– Ты помнишь, где и когда тебя нашли родители? Что предшествовало тому?

Агата молчит, смотрит не мигая.

– Хорошо. Я понимаю тебя. Воспоминания твои тяжелы и болезненны. Давай оставим их пока. Посмотри за окно, Агата. Что ты там видишь?

– Солнце.

– Ещё?

– Небо в прорехах ветвей… Птица шмыгнула с ветки… Сорвался жухлый лист…

– Что-нибудь ещё?

– Ведут кого-то… Держат под руки… Он, наверное, мёртв. Но они тащат его. Они называют это «для памяти»… Разве это не уродливо? Даже натюрморт выглядит жутко.

– Нет, Агата, это просто инвалид, но он ещё жив. И может быть, он будет жить ещё очень долго.

– Кто придумал фотографироваться?

– Не имеет значения.

– Он был дьяволом.

– Просто очень изобретательным человеком. И хотел запечатлеть прекрасный миг красоты и юности, быть может.

– Это от дьявола. Всё сохраняет память.

– Так уж и всё? Ну что ж. Не могла бы ты вспомнить свой самый прекрасный день?

– Целый день?

– Да. Или момент. Самый прекрасный. Когда ты была очень счастлива. Когда тебе было отрадно на душе и вокруг плясали солнечные зайчики.

– По ту сторону не бывает солнца.

– Мы не будем говорить о той стороне. Расскажи о своём прекрасном дне.

– Мой последний день рождения…

– Вчера?

– Нет.

– Но ведь последний твой день рождения был вчера.

– Нет.

– Когда?

– Давно, очень давно. Тогда я ещё не была с седой прядью. И мои глаза были синие.

– А сейчас? Какого цвета твои глаза?

– Не знаю, я не видела их с тех пор.

– Ты не смотришь в зеркало?

– Нет. Нельзя. Они придут. Они приходят. Это их двери. Зеркала… глаза… Они нападают… Не отпускают… Хотят остаться здесь… Они цепляются за руки, за волосы… Мои волосы красивы?

– Безусловно. Я никогда не видел таких прекрасных волос, даже белая прядь их не портит.

– Им они тоже, наверное, нравятся…

– Мы договорились: сейчас ты будешь вспоминать свой самый счастливый день. Самый прекрасный. Солнце, лёгкий ветерок, и твои чудесные волосы развеваются, и твои синие глаза смотрят на этот мир с любовью… Тебе же нравится этот мир?

Молчит.

– Агата?..

Не отвечает, взгляд её застыл.

– Агата?

– Зачем вы зовёте меня, когда я здесь? Не зовите меня, я никуда не ушла. Они ещё не пришли за мной.

– Кто должен прийти?

– Марк, Минна. Я жду их. Но может явиться другой. Мерзкий. Он звал меня: Агата, Агата…

– Во сне?