Новое утро Авроры

Когда мы подъезжаем к дому, Янушу приходится будить меня: оказывается, я сплю. И сколько же картин я пропустила, а, Януш? Он улыбается. «Осторожно, пани Агата, не вывихните ножку». Януш, что ты будешь делать сейчас? – спрашиваю я. «Освобождать лошадь от ярма». Я усаживаюсь на скамейку неподалёку и рисую этого чудесного человека. От него пахнет соломой и лошадями. Меня это не смущает.

Когда я показываю ему рисунок, он вытирает глаза от слёз, словно бы я совершила нечто непостижимое его сердцу. «Это только рисунок, Януш, мне он легко дался». «Рожа моя недостойна глаз и пальчиков пани Агаты». И я смеюсь этому трогательному выражению застенчивости. «Ты очень красивый, Януш. У тебя милое, светлое лицо». Он прячет лицо за гривой лошади, старательно её приглаживая грубой щёткой.

Но это было так давно. Не меньше трёх недель назад. А может, уже и месяц прошёл. Я давно не видела Марка. Но в мой день рождения он должен приехать. Марк непременно приедет, с Минной или без.

После завтрака – время подарков. Фамильное жемчужное ожерелье дарит мама. Отец – целый чемодан масляных красок. Он говорит, пора взглянуть на моё увлечение всерьёз, раз я большую часть времени посвящаю ему.

***

– Что было потом, Агата? Приехали гости? Марк?

– Приехал господин Дидмэн.

– Господин Дидмэн? Именно так его звали?

– Да. Он приехал, чтобы фотографировать нас. Отец пожелал сделать несколько семейных снимков в день моего совершеннолетия.

– Тебе тоже хотелось этого?

Не отвечает, задумавшись.

– Почему ты молчишь? Ты не находишь занимательным этот новый вид искусства? Я имею в виду фотографирование.

– Нужно на четверть часа застыть, чтобы потом выглядеть как манекен. Глаза, фигура без единого движения. Кости и мышцы затекают.

– Утомительно, стало быть, позировать. Но ведь ты и сама рисуешь с натуры. Люди позируют и тебе тоже.

– Нет.

– Нет?

– Нет. Я не люблю, когда они замирают. Мне нравится, когда они дышат, мигают, поворачиваются на внезапный звук, вдруг улыбнутся. В живописи главное – взять движение жизни, увековечить его, а не маску, не подобие живого.

– Движение?

– Да.

– Сами фотоснимки тебе тоже не нравится разглядывать?

– Да.

– Да, то есть не нравится?

– Да. Тогда я ощущаю, насколько лучше живопись.

– Но сейчас можно делать и цветные карточки.

– Всё это глупости. Какого цвета мои глаза?

– Синие.

– А небо?

– Разное.

– То-то же. Небо разное. И глаза мои разные. Сейчас наверняка почти тёмные.

– Да, верно. Синее синего.

– Это потому что сумерки. На снимке этого не выйдет. На снимке нельзя смешать краски, добавить света, положить тень…

– Ну хорошо, вернёмся в твой радостный день совершеннолетия. Господин Дидмэн приехал к вам…

– У него в ландо был штатив.

– Он фотографировал вашу семью…

– …Штатив, отчасти похожий на ухват для печи. Отец спросил: «Зачем вам этот предмет?» Улыбка Дидмэна пробралась сквозь плотные усы…

– Нет, Агата. Я бы хотел поговорить о другом. Тебе понравилась фотография вашей семьи? Ты ведь была очень красива в тот день. А как же Марк? Марк приехал? И Минна? Это были хорошие снимки? Расскажи…

– О каком снимке сказать? Их было несколько. Каждый из них лжёт. Складки на них никогда не шевельнутся, глаза никогда не моргнут. Те, кто больше не дышат, и живые… все мёртвые.

– Я понял. Сейчас, Агата, сосредоточься на другом. Ты сама сказала – это был самый отрадный день. Марк приехал, не так ли?

– Да. Марк приехал. Я его не видела долго.

– Вот-вот, расскажи мне про Марка. Этот молодой человек доставил тебе немало радостных минут. Правда? И его сестра Минна. Вы ведь дружили с детства. Итак, к обеду приехал Марк…

***

Перед тем господин Дидмэн улыбнулся в свои противные усы. Его чёрный костюм – словно к похоронам. Я не могла смотреть на него. На эти усы… На эти глаза, слишком светлые, словно вода в фарфоровом кувшине. Да, они такими казались мне тогда. И я опустила голову. «Нет-нет, – сказал Дидмэн, – юная пани должна смотреть вот сюда – представьте, что отсюда вылетит птичка». Приманка для детей. Не мне на неё клевать.

Я смотрела вдаль, на дорогу, где вскоре показалась коляска Андерсов. Словно бы с облаков являлись они, и я улыбнулась. Солнечные лучи сопровождали клубы взметаемой копытами пыли. Ветер бросился навстречу повозке, и деревья пришли в трепет, как бы приветствуя наших гостей. Я задумалась, представляя, каким может явиться передо мной Марк, и совсем позабыла о Дидмэне. «Оп!» – воскликнул он, и усы его распахнулись, пропуская широкую улыбку. Он чуть наклонился, как будто желая сделать поклон после удачного фокуса.