Новое время

- Браво, браво, Михаил Митрофанович! - в группке слушателей, столпившихся вокруг Пуришкевича, раздались негромкие, но вполне искренние аплодисменты. Разошедшиеся по просторам зала приёмов дворца Юсупова гости с интересом оглядывались на известного политика, в отличие от прежних времён, почти переставшего эпатировать публику. 'Занят важными делами' - многозначительно перешёптывались в салонах, немного скучая, по привычному за много лет развлечению. Да, эскапады бессарабского депутата могли дать пищу для пересудов на все летние каникулы Государственной Думы, что уж говорить о кратком перерыве на Рождество! Пуришкевич был неотъемлемым элементом политической и светской жизни последних лет, за него, как за часть привычного мира, упрямо цеплялся взор наблюдателя из кругов приличного общества, потрясённого до глубины души событиями столь хорошо начавшегося декабря месяца года тысяча девятьсот тринадцатого от Рождества Христова.

Нежданно свалившийся на Империю мир будущего ввёрг общество в состояние шока. Хлынувший из-за границы за последние три недели поток информации, сравнимый разве что с Ниагарой, для многих стал подобен нокауту. Крах Империи, гибель Династии, революция и последовавшая за ней Гражданская война, затмившая по жестокости и размаху всё то что, творилось в Франции чуть более чем лет двести назад! Кое-кто не выдерживал и стрелялся, невротические расстройства косили барышень одну за другой.

Но были, были и те, кто не поддался охватившему свет меланхолическому затишью. Михаил Митрофанович был одним из них. Разом потеряв все свои владения в Бесарабии, он не сломился утратой, а наоборот - развернул бурную политическую деятельность, проведя собрание Главной Палаты Союза Михаила Архангела в столице и лично приняв участие в собраниях губернских отделений Союза в Москве и Казани. Благо денежные средства действительного статского советника, размещённые в банках Империи, от катаклизма, превзошедшего фантазии господина Уэллса, совершенно не пострадали, а заграничных счетов Пуришкевич, известный своим ультрапатриотизмом, отродясь не имел.

Что, ко всему прочему, позволило ему несколько свысока смотреть на представителей Петербургского общества, разом потерявших все свои заграничные авуары - от счетов в Швейцарских банках, до вилл в Ницце и Баден-Бадене. 'Вывезено из России - считай, всё пропало' - неоднократно можно было услышать из уст депутата в ответ на жалобы подобных страдальцев. Подобный подход, конечно, не добавлял Пуришкевичу симпатий в высших кругах, да он к ним, собственно, и не стремился. Флёр славы грядущего убийцы Распутина с лихвой перекрывал столь мелкие неудобства в общении.

- Его превосходительству послание - сквозь толпу поклонниц и поклонников к депутату пробился старый слуга в шитой золотом фамильной ливрее. На удерживаемом пальцами правой руки подносе одиноко лежал свернутый конвертом лист бумаги с вензелем хозяина дома. Подхватив послание, Пуришкевич развернул записку и бегло просмотрел пару строк мелким почерком. Брови его на мгновение дёрнулись, медленно свернув послание пополам и ещё раз вдвое, он посмотрел на застывшего статуей пожилого слугу.

- Приказано проводить - только и молвил тот особенным тоном, что вырабатывается даже не за годы, а за десятилетия услужения. Опустив поднос и перехватив его за ручку левой рукой, слуга развернулся на месте и двинулся к выходу. Следом, наскоро распрощавшись, отправился Пуришкевич.

Поворот, коридор, лестница вниз, налево.

- Ну-с - молвил депутат, узнавая столь щедро расписанный в собственных дневниках маршрут.

- Прошу - слуга распахнул белую дверь, Пуришкевич шагнул через порог, посмотрел на сидевших в углу за ломберным столиком хорошо знакомых ему господ в парадных мундирах, как и он сам. Карты на столе уже были разложены, только не игральные, а самые настоящие географические.

- Присоединяйтесь, Михаил Митрофанович - широким жестом пригласил его к столу князь Юсупов. Сегодня они уже виделись, а сидевший напротив хозяина дворца Великий князь Дмитрий Павлович, оказывается, проигнорировал официальный приём и предпочёл широкому великосветскому кругу гораздо более тесное общение. За последние дни Пуришкевич узнал много нового, в том числе и о наклонностях молодого Юсупова, слухи о которых ранее скупо циркулировали по Петербургу. Но депутату на это было, в сущности, наплевать. Дело на благо Империи для него было гораздо важнее какого-то там гомосексуализма. Англоманские наклонности князя представляли гораздо более серьёзную проблему, но Пуришкевич предпочёл на данный момент закрыть на это глаза. Где сейчас та старая добрая Англия, которой столь сильно восхищался Юсупов? Утонула в понаехавшем дерьме из освобождённых колоний! Да - не те бритты, совсем не те.

Поздоровавшись по простому с великим князем, депутат потянул на себя не занятый третий стул и уселся несколько в отдалении, закинув ногу на ногу. Некую фронду он мог себе позволить и, переглянувшись, его визави это полностью оценили.

- Сигару? - предложил Юсупов. Пуришкевич вежливо отказался.