Новое время — новые дети

Чтобы ответить на это, зададим еще один вопрос: а может ли кто–то победить волков? И скажем: «Да! С волками может совладать человек, сила духа которого победит животную энергию хищников».

Вот уж действительно, «мы диалектику учили не по Гегелю»! Кому могло прийти в голову лет 15–20 назад, что русское духовенство станет пассионарным, а значит, по сути революционным классом? Вспомните, кто посещал церковь в советские времена. Казалось, вымрут набожные полудеревенские старухи, и она опустеет безвозвратно. Если уж в тех странах, где не было никаких гонений на религию, осталась одна оболочка, одна форма, то что говорить про нас!

Но когда культура жива, пассионарность как бы кочует, перемещается от одной группы к другой. Иссякла у рабочих, иссякла у либеральной интеллигенции, но прорезалась у священников «последнего призыва» и у людей необязательно воцерковленных, но обязательно ощущающих себя частью традиционной русской культуры. Не мыслящих без нее жизни и потому готовых ее защищать, как саму жизнь.

И даже если бы пассионариев была жалкая горстка (хотя это уже не так!), исход их борьбы с субпассионариями все равно был бы предрешен — потому они и пассионарии, что могут чуть ли не в одиночку свернуть горы. Пассионарных людей и не должно быть очень много — иначе быстро происходит перегрев и занимается пожар, в котором сгорают все, кто оказался поблизости. А перемещение пассионарного заряда в церковную среду радует нас еще и потому, что дает надежду на более или менее мирное развитие событий. Ведь в пассионарности священников нет агрессии, а есть сдержанная, спокойная сила, при встрече с которой «болонки» и даже «волки» — которых, кстати, вовсе не «тьмы и тьмы и тьмы», это очередной миф, созданный для устрашения обывателя! — поджимают хвосты.

Думаем, что оплевывание церкви будет сейчас нарастать, но приведет только к дальнейшей консолидации культурных людей. Вообще, пора перестать реагировать на наклейки, вывески, фальшивые приманки, однообразные жупелы. Пора повзрослеть и ориентироваться на суть, а не на оболочки. Взрослый человек не должен из подросткового упрямства сохранять верность своим кумирам.

Идолопоклонство — признак незрелости. Вот и из свободы не стоит делать идола. Настоящее освобождение ощущаешь тогда, когда черное называешь черным, а белое — белым. И не пытаешься оправдать чужую подлость и собственную трусость.

Впрочем, русская культура все равно не позволит нам перепутать правду с кривдой.

«Смотри всегда на сердца сограждан. Если в них найдешь спокойствие и мир, тогда сказать можешь воистину: се блаженны».

Это радищевское поучение настигло нас через 250 лет, когда мы, ничего не подозревая, рассеянно листали старую школьную хрестоматию. Казалось бы, миролюбиво–лапидарное, оно вдруг резко ударило в сердце, как предсмертный окрик, как посмертный приказ.

И тогда мы начали писать книгу.

«БЕЛАЯ КНИГА» НОВОГО РУССКОГО ДЕТСТВА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Работая над этой книгой, мы не раз слышали просьбу, а то и требование «дать примеры».

— Поверьте, так будет убедительнее! — говорили наши сторонники. — Подчас один–единственный конкретный случай производит больше впечатления, чем десять страниц теории.

— И с чего вы все это взяли? — скептически хмурились уже не вымышленные, а вполне реальные оппоненты. — Факты! Где факты? Где человеческие судьбы, о которых вы столько рассуждаете, но всегда как–то абстрактно, умозрительно?

— За примерами дело не станет, — отвечали мы, но примеры упорно не желали вплетаться в ткань повествования. Может быть, потому что за каждым из них не просто судьба, а трагедия или — в лучшем случае! — драма (что в детстве зачастую одно и то же), и нам подсознательно не хотелось сводить это к скупым строкам, которые часто в подобных «книжках с примерами» даже набирают петитом, чтобы выделить их дополнительность, а значит, второстепенность.

И очень скоро стало понятно, что нам придется написать вторую часть. Мы условно называли ее «Белой книгой», и название это так прижилось, что его сейчас не хочется менять. «Белых книг» на свете было уже много: после Холокоста, Вьетнама, Чечни… Это будет «Белая книга» нового русского детства.

Причем мы намеренно оставляем в стороне великое множество совсем уж вопиющих случаев: не приводим биографии беспризорников, не пишем о тех, чье детство непоправимо исковеркала война, о детях, растущих в так называемых «зонах социального бедствия» и с малых лет обреченных видеть агонию, поскольку они и их близкие — это «балласт, который должен уйти». Так выразился о них накануне гайдаровских реформ один видный социолог, естественно, поддерживавший «шоковую терапию». Тогда еще, правда, мало кто понимал, что конкретно стоит за этими лихими словами.