— Вы не думайте, он не всегда такой был, — вполголоса сказала бабушка, косясь на Вадика, который уже побросал на пол все, что было можно, и явно тяготился отсутствием новых идей. — Просто два года назад у него родители погибли, и с тех пор он как бешеный…
Трудно сказать, что нас тогда насторожило: то ли еле заметная запинка при ответе на вопрос о причине гибели зятя и дочери, то ли непонятно откуда взявшиеся у ребенка, воспитываемого интеллигентной бабушкой, ухватки шпаны, то ли, нечто еще более неуловимое, но оттого не менее реальное… Во всяком случае мы, не сговариваясь, предположили, что отец ребенка был «новым русским». Причем не из детей партработников, а
Про бандита мы, естественно, спрашивать не стали, а про «нового русского» спросили. Только употребили более нейтральное слово — «бизнесмен». — Как вы догадались? — удивилась бабушка. — Ведь по нам с Вадиком сейчас не скажешь, что мы еще недавно не знали счета деньгам. Ничего не осталось, все компаньоны забрали. Якобы за долги… На поминках били себя в грудь, обещали помогать, а сами… — она махнула рукой и вроде бы не к месту добавила: — Говорила я Вере, не доведет эта жизнь до добра…
Ничего она особенного не сообщила, а у нас почему–то не осталось сомнений в том, что ее зятя и дочь убили… Но предположить, что убийство было совершено на глазах у трехлетнего малыша, мы все–таки не могли. Слишком уж это выглядело мелодраматично, совсем как в кино.
Бог знает почему расстрелявшие машину убийцы пощадили ребенка. Может, впопыхах не обратили на него внимания, а может, не захотели брать лишний грех на душу. Тем более, что они, судя по всему, достаточно хорошо знали это семейство.
После всего случившегося Вадик на полгода умолк, даже бабушка не могла из него выудить ни слова. Потом речь восстановилась, но зато поведение мальчика изменилось до неузнаваемости. И чем дальше, тем больше он походил на отца, храброго до безрассудства, отчаянно–своевольного, ни в чем не знавшего удержу и не сомневавшегося, что очень скоро целый мир будет у его ног. Разве это могло кончиться добром? Вадик еще и в школу не успел пойти, а бабушке уже мерещилась колония.
Да, но, при всех этих страхах она вовсе не была уверена в том, что Вадика нужно окорачивать. Ведь сейчас такое время: чуть зазеваешься–затопчут.
— В наше–то время надо быть понахальней, понахрапистей. Из скромности шубу не сошьешь… — говорила эта скромная пожилая женщина.
И мы понимали, что она решает сложную проблему: что лучше — ребенок–зверь или ребенок–человек? С одной стороны, ее, конечно, волновала неуправляемость внука, а с другой, такими своими взглядами она фактически давала ему установку на агрессивное поведение.
— Жили мы, как в сказке… Если б не это несчастье…
Она явно не связывала одно с другим, ей не приходило в голову, что такой исход был трагическим, но естественным завершением криминального образа жизни. Просто не повезло…
Вы скажете: «А что, разве в советское время не было подобных случаев?»
Конечно, были, хотя вероятность их была ничтожна по сравнению с сегодняшней. И до Вадика, и после мы не раз сталкивались с детьми, осиротевшими в результате мафиозного убийства родителей. А уж слышали и читали об этом невесть сколько!
Но суть все же в другом. В том, что махровый криминал раньше был в махрово–криминальной среде, т.е., на своем законном (случайная игра слов) месте. При всех смягчающих обстоятельствах воровство в сознании подавляющего большинства людей было злом, наказуемым как судом, так и судьбой. Даже мама или теща вора понимала, что сын (зять) получил за дело. И старалась изо всех сил, чтобы внук «не пошел по кривой дорожке». Конечно, их старания не всегда увенчивались успехом, но установка–то была–уберечь, удержать от греха. Знали, что ворованные деньги до добра не доведут.
Помните, как наставлял своего зятя Папанов из любимой народом комедии «Берегись автомобиля»?
— Тебя посадят, а ты не воруй!
А вот как тридцать лет спустя наставляла старушка–мать отставленного Александра Коржакова (цитируем по его книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката»:
Да, вывод вполне современный, «в духе реформ»!
3. ВИТАЛИК
Недавно нам позвонил папа мальчика, с которым мы занимались несколько лет назад.
— Вы, конечно, нас не помните…