Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии

Есть все основания полагать, что идея политической революции была заимствована из идеи научной революции (Cohen, 1985). И мы понимаем, почему. Как химия Лавуазье могла не показаться чем-то совершенно новым, если великий ученый уничтожил все следы своей работы и избавился от всех связей, которые заставляли его зависеть от предшественников, оказавшихся таким образом покрытыми мраком неизвестности? И в том, что его жизнь была насильственно оборвана, подобно тому, как сам он, во имя того же скрывающего свою работу Просвещения, обрезал все связи со своими предшественниками, заключена мрачная ирония истории (Bensaude-Vincent, 1989). Генезис научных или технических инноваций в нововременной Конституции является таким загадочным только потому, что универсальная трансцендентность локальных и созданных в лабораториях законов оказывается немыслимой и во избежание скандала должна оставаться таковой. Что же касается истории людей, то она должна оставаться случайной и направляться шумом и яростью. Таким образом, будут существовать две различные истории: одна — та, что лишена какой-либо историчности, кроме историчности тотальных революций или эпистемологических разрывов, и имеет дело с всегда уже присутствующими, вечными вещами; другая — та, которая будет говорить о более или менее случайном или более или менее длительном волнении бедных, оторванных от вещей, людей.

Именно с помощью этого различия между случайностью и необходимостью, историческим и атемпоральным будет намечена история нововременных людей, совершающаяся благодаря вторжению нечеловеков — теоремы Пифагора, гелиоцентризма, законов притяжения, парового двигателя, химии Лавуазье, вакцины Пастера, атомной бомбы, компьютера, и каждый раз время будет отсчитываться от этих чудесных начинаний, что делает возможной секуляризацию образа трансцендентных наук в истории. Люди будут разделять время на «до» и «после» появления компьютера, как история делится на «до рождества Христова» и «после рождества Христова». Они дойдут даже до того, что с дрожью в голосе, часто сопровождающей декларации о судьбах Нового Времени, будут говорить об «иудео-христианской концепции времени», допуская при этом очевидный анахронизм, поскольку ни в еврейской мистике, ни в христианских теологиях не было никакой склонности к нововременной Конституции. Они конституировали свой режим времени вокруг Присутствия (то есть присутствия Бога), а не возникновения пустоты, ДНК, микросхем или автоматизированных заводов…

В нововременной темпоральности нет ничего «иудео-христианского», а также, к счастью, нет ничего длительного. Это проекция Срединной Империи на линию, превращенную в стрелу, за счет резкого разделения между тем, что не имеет истории, но тем не менее в ней появляется, — вещами природы, — и тем, что никогда не покидает истории, — человеческими трудами и человеческими страстями. Асимметрия между природой и культурой оказывается тогда асимметрией между прошлым и будущим. Прошлое представлялось смешением вещей и людей, будущее — это то, что больше не будет их смешивать. Модернизация всегда состоит в том, чтобы, выходя из темной эпохи, смешивающей потребности общества с научной истиной, входить в новую эпоху, которая наконец четко разделит то, что принадлежит вневременной природе, и то, что исходит от людей. Новое Время возникает из взаимоналожения различия между прошлым и будущим и гораздо более важного различия между медиацией и очищением. Настоящее очерчивается чередой радикальных разрывов, революций, которые создают так много непреодолимых затворов только для того, чтобы помешать нам когда-либо вернуться назад. Сама по себе эта линия столь же мало значит, как и скандирование метронома. И тем не менее именно на нее нововременные будут проецировать увеличение квазиобъектов и благодаря этим объектам прослеживать две последовательности, составляющие поступательное движение: одна устремляется наверх — это прогресс, другая вниз — это упадок.

Конец прошедшего прошлого

На самом деле, все более и более масштабная мобилизация мира и коллективов увеличивает количество акторов, составляющих нашу природу и наши общества. Но ничто в этой мобилизации не предполагает упорядоченного и систематического протекания времени. Однако благодаря своей очень специфичной форме темпоральности нововременные смогут упорядочить умножение количества новых акторов, существующих либо в форме накопления капитала, расширения завоеванных территорий, либо в виде вторжения варваров, как череда катастроф. Прогресс и упадок составляют два их главных ресурса, и оба они имеют одинаковое происхождение. На каждом из этих трех векторов (календарное время, прогресс, упадок) мы можем поместить антинововременных, которые поддерживают темпоральность Нового Времени, но меняют ее направление. Чтобы устранить прогресс или вырождение, они хотят возвратиться к прошлому — как если бы прошлое действительно существовало!