Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии

Давайте, например, предположим, что мы перегруппировываем нововременные элементы, располагая их не по линии, а по спирали. Мы имеем будущее и прошлое, но будущее в форме круга, расширяющегося во всех направлениях, и прошлое, являющееся не пройденным, но возобновляемым, повторяемым, очерчиваемым, защищаемым, заново комбинируемым, реинтерпретируемым и вновь создаваемым. Элементы, которые нам кажутся далекими, если мы будем двигаться по спирали, могут вновь оказаться очень близкими, если мы сопоставим витки этой спирали. И наоборот, почти одновременно существующие элементы, судя по их расположению на линии, оказываются удаленными, если двигаться по радиусу к центру. Такая темпоральность вовсе не обязывает нас использовать такие ярлыки, как «архаичное» или «продвинутое», поскольку любая группа одновременно сосуществующих элементов может объединять элементы всех времен. В такой рамке наши действия могут, наконец, рассматриваться как политемпоральные.

Например, может быть так, что я использую дрель, но также я использую и молоток. Первая появилась двадцать пять лет назад, второй — сотни тысяч лет назад. Будете ли вы считать меня мастером по части «контрастов», поскольку я смешиваю действия, принадлежащие различным временам? Стану ли я тогда этнографической достопримечательностью? И наоборот, покажите мне деятельность, которая была бы однородна с точки зрения Нового Времени. Одним моим генам 500 миллионов лет, другим 3 миллиона, третьим 100 ООО лет, а возрастной диапазон моих привычек колеблется от нескольких дней до нескольких тысяч лет. Как у Пеги об этом говорила Клио и как вслед за ней повторяет Мишель Серр, «мы те, кто обменивают и смешивают времена» (Serres, 1992). Нас определяет именно этот обмен, а не календарь или поток времени, который создали для нас люди Нового Времени. Соберите в кучу всех бургграфов — и вы при этом все равно никогда не получите времени. Отойдите в сторону, чтобы уловить событие смерти Керубино во всей его интенсивности, и время будет вам дано.

Сохраняем ли мы тогда верность традиции? Нисколько. Идея устойчивой традиции — иллюзия, которой антропологи уже давно воздали по заслугам. Все незыблемые традиции сложились буквально на днях. Такова большая часть дедовского фольклора, как например «вековой» килт шотландцев, изобретенный до всех своих мельчайших нюансов в начале XIX века (Hobsbawm, 1983), или Chevaliers du Tastevin — содружество знатоков вина из моего родного городка в Бургундии, чей «тысячелетний» ритуал не насчитывает еще и пятидесяти лет. «Народы без истории» были изобретены теми, кто считал свою собственную историю радикально новой (Goody, 1979). На практике первые постоянно придумывают новое, а вторые снова и снова проходят путями все тех же самых революций и тех же самых споров. Приверженцами традиции не рождаются, ими решают стать, постоянно изобретая для этого что-то новое. Идея тождественного повторения прошлого и идея радикального разрыва с любым прошлым — это два симметричных следствия одной и той же концепции времени. Мы не можем вернуться к прошлому, к традиции, к повторению, поскольку эти великие неподвижные области являются перевернутым образом той земли, которая больше не является для нас обетованной: стремительного движения вперед, постоянной революции, модернизации.

Что делать, если сегодня мы не можем ни двигаться вперед, ни отступать назад? Надо переместить наше внимание. Мы никогда не двигались вперед и не отступали. Мы всегда активно отбирали элементы, принадлежащие различным эпохам. Мы можем по-прежнему отбирать. Этот отбор и создает время, а не время порождает его. Новое Время — как и его анти- и постнововременные следствия — это лишь селекция, осуществленная малым количеством людей во имя всего человечества. Если нас — тех, кто обретет способность отбирать элементы, составляющие наше время, — станет больше, тогда мы возвратим себе свободу движения, которую Новое Время отрицало, свободу, которую мы никогда, на самом деле, и не теряли. Дело обстоит вовсе не так, как будто мы возникаем из темного прошлого, смешивавшего природу и культуру, чтобы благодаря непрерывной революции настоящего достичь будущего, в котором эти две совокупности наконец-то со всей очевидностью отделятся друг от друга. Мы никогда не были погружены в гомогенный всемирный поток, идущий либо из будущего, либо из глубин времен. Модернизации никогда не было. Нет ничего такого, что напоминало бы приливную волну, которая долго нарастала и сегодня наконец захлестнула нас. Такой волны никогда не было. Мы можем перейти к другим вещам, то есть возвратиться к множественности вещей, которые всегда двигались различными путями.

Коперниковская контрреволюция