Новогоднее чудо

Это я тоже говорю специально, потому что злить мою авторшу — это смысл моей жизни.

— Еще раз скажешь про свою Катю, и я откушу тебе…

Мимо проходит пожилая пара, Настя замолкает. А я прижимаю ее к себе еще крепче, стоим посреди тротуара.

— Что ты мне откусишь, прелесть моя? — трусь носом о ее щеку, ухо, кусаю мочку, — но вначале оближешь, поцелуешь, посос…, - улыбаюсь, недоговаривая, замечая коварный блеск в ее глазах, значит, уже завелась, — правда ведь, как сегодня утром?

- Пойдем, — вырывается Настя, смеясь и пряча глаза.

Потому что от моих разговоров, она снова возбуждена, и теперь мы не сможем досидеть до торта со свечками.

Димон восторженно встречает нас, он в приятном шоке.

- Вот этого я не ожидал, наконец-то, мой друг в приятной компании.

Он, конечно, знает про наши отношения, но говорит это специально, чтобы сделать ей приятно. Настя снова смущается, а я в восторге, что она ему нравится. Неужели я не буду выслушивать нытье про свою подругу?

Первую половину вечера позволяю ей сидеть ровно, разговаривать со своими друзьями, обсуждая кино и книгу, наши актерские таланты, но потом перетягиваю к себе на колени, начиная лапать, потому что, как только я немного выпью, все что меня интересует — это Настя подо мной с широко раскинутыми ногами. Причем началось это задолго до того, как мы стали встречаться. Помните бильярдный стол? Алкоголь и Настя поблизости действует на меня весьма односложно. Здесь полумрак и довольно шумно, а еще дым и гул толпы.

Они с Димоном обсуждают тенденции в современной моде, перекрикивая друг друга, он показывает ей какой-то шарфик в синюю полосочку. А меня возбуждает абсолютно все: тяжесть ее тела, округлые бедра, что отлично расположены на моих коленях, руки, что перебирают мои волосы, ее запах, ее губы.

Наклоняюсь к ней и шепчу, сквозь зубы:

— Мне нужно тебя трахнуть, Настасья!

— Семён, — строго шикает авторша, — вернемся домой и будем делать все, что захочешь, кстати, куда мы поедим к тебе или ко мне?

— Нет, мне сейчас нужно.

Ее глаза округляются, но она ерзает, я знаю, что она любит, что это заводит ее не меньше, чем меня.

— Не выдумывай, — пытается остаться приличной женщиной.

— Мы на секунду, — сбрасываю ее с коленей, только для того, чтобы взять за руку, тащу по коридорам.

— Семен, ты же не сделаешь этого, правда? Ты… ой, извините, — сталкивается она с кем-то, наступает на ногу, мы идем слишком быстро.

В женском туалете очередь, а в мужском никого нет.

— Семен!? — старается заставить меня передумать, но глаза блестят.

Я затаскиваю её в кабинку. Настя хохочет и что-то бормочет о том, что я ненормальный. А я ведь такого раньше не делал, значит, виновата сама Настасья. Я тут не причем. Подсаживаю её, упирая спиной в дверцу кабины. На ней широкая юбка, которая легко задирается до пояса. Целую в губы, заставляя замолчать, нащупываю грудь, жадно мну через ткань соски, нахожу трусики, кручу большим пальцем вокруг центра удовольствия, но у нас очень мало времени, и только моя авторша может отреагировать на мою руку так стремительно. Она начинает дышать быстрей, хватается за мою шею, держится ногами, чтобы я мог надеть презерватив. Наконец-то я внутри. Я дома, моя девочка послушно принимает меня. Это единственное в чем она безоговорочно слушается меня. Жёсткими толчками вколачиваю в дверцу кабинки, она скрипит от наших движений. Я люблю смотреть на Настасью, когда доставляю ей удовольствие.

— Сильнее, — шепчет, и, честно говоря, это возбуждает до чертиков.

Мощно вбиваюсь в нее, мои толчки отдаются ударами хлюпкой дверцы и замка, что весит на соплях.

Настасья обалденная, и я благодарен Катерине за то, что объяснила мне, что к чему. Я сам не представлял, что мне нужна такая женщина, что для меня существует такая женщина, что я хочу вот этого. Только с Настей я обрёл истинное наслаждение. Впрочем, размышлять об этом некогда. Ее ноготки выпиваются в мою шею, по линии роста волос. Дыхание становится рваным и сбивчивым, значит, и мне пора сворачиваться. Обожаю свою авторшу и горячий шоколад, люблю так сильно, что земля уходит из-под ног. Это же надо встретить такую же чокнутую, как я сам. Она тесная и влажная, тугая, сжимает меня, требуя еще больше трения, прикосновений и удовольствия, поддаётся, помогая, и мы кончаем одновременно.

Она не может сдержать смеха, закрывает лицо рукой, когда возле писсуара мы натыкаемся на ошарашенного мужика, а ещё с двумя сталкиваемся в дверях. Один смеётся, другой гневно обзывает нас.

— Какой кошмар, Семён! Мне стыдно

— Нормально, нормально, они нам завидуют!

Зарываюсь носом в ее волосы, сладко целую в ушко, обнимаю за талию, когда мы идём обратно к столику.

Димон подозрительно косится на нас обоих. Но Настя выглядит именно так, как должна выглядеть женщина, которую сладко отлюбили в туалете бара.

— Боюсь представить, где вы были.

Наливаю Настасье полный бокал шампанского, ей надо успокоиться. Мы не отвечаем, я улыбаюсь, а Настя утыкается в моё плечо, краснея.

— Я так понимаю в это заведение нам лучше больше не соваться, да, Семён?