– Вадик, так это и есть та несговорчивая девушка, которая отказалась от элитного шампанского? – окончательно добивая мою волю, спросил он, вызвав вторую волну мурашек.
Вадик молча кивнул, а Корлеоне продолжил допрос:
– И как нас зовут?
– К- к – атя, – заикаясь, выдавила я из себя.
– Нехорошо отказываться, когда угощают от чистого сердца, – словно пожурил, а на самом деле в его словах прозвучала угроза.
Что ж за жизнь-то? Только что чувствовала себя принцессой, красивой, даже уверенной в себе, а сейчас я словно студень, выпавший из формочки.
Вадику я, не задумываясь, дала отповедь, этому же человеку сказать про бюстгальтер в подарок даже и в мыслях страшно. Или сказывалось то, что за своим, честно оплаченным столиком мы были на своей территории, а здесь как бы в гостях. От волнения я уже чувствовала, что в голове начинается какой-то шум.
К тому же меня все больше пугало поведение Юльки. Она откровенно ластилась к нему, как кошка в период зова. И это Юлька?! Которая может позволить поцеловать ей ручку, только когда мужчина уже чуть ли не жениться готов? Что она творит?!
– На, выпей, девочка, а то ты какая-то напряженная, – почти по-отечески заботливо произносит Корлеоне и протягивает бокал. Несмотря на дружелюбный тон, совершенно очевидно, что он из тех людей, которым не отказывают.
У меня внутри все похолодело. Ясно, как белый день, что туда подмешали какой-то конский возбудитель, срывающий все тормоза. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, как выбраться из этой передряги. Ведь что это именно передряга, сомневаться не приходится.
– Рэм Игоревич, мне очень приятно, что вы нас пригласили за свой столик, но у меня аллергия на спиртное. Вы же не хотите, чтобы моя кожа покрылась уродливыми струпьями? – мой перепуганный до смерти мозг неожиданно подбрасывает железную отмазку. Ложь во спасение.
Мамочки, вот уж точно говорят – жить захочешь, не так раскорячишься! Я никогда не вру. Достоинство это или недостаток, я не знаю, но мне некомфортно говорить неправду. И к тому же я уверена, ложь все равно вылезет наружу, и тогда будет очень стыдно. И вдобавок к честности, у меня куча других сомнительных, с точки зрения жизненных реалий, качеств.
Начитавшись книжек, я всегда относилась к людям так, как хотела бы, чтобы относились и ко мне. Но что-то, видимо, делала не то. Верила в любовь, в дружбу, в честность и порядочность. Готова была обнять весь мир. До тех пор, пока на собственной шкуре не поняла: чем шире раскрываешь объятия, тем легче тебя распять.
И вот та памятная лужа вдруг стала поворотным моментом, точкой невозврата, когда достигаешь дна и понимаешь, что больше падать некуда, нужно что-то менять. И тут же моя недремлющая совесть, несмотря на леденящий страх, язвительно поправляет: не точка невозврата, а точка неадеквата.
Какой бы фантастической была неожиданная встреча здесь с Артемом, если бы там я не повела себя, как дура! Словно в поисках спасательного круга я бросила украдкой взгляд на Артема, и сердце болезненно сжалось.
А возможно, мы бы и сидели сейчас с ними за одним столиком. Острым лезвием кольнуло воспоминание – он, такой классный, одетый, как с иголочки, протянул руку помощи обыкновенной зачуханной мышке.
Божечки! А ведь в этом сверкающем радостью жизни зале Артем – единственный человек, которого я знаю, не считая невменяемой Юльки. И он же единственный, кого нельзя попросить о помощи. Нужно же ее как-то утащить отсюда!
Я затравленно сжалась, понимая, что оттуда помощи ждать глупо, вернула свой взгляд на стол и осознала, что бокал стоит передо мной. Понятно, не будет же Корлеоне держать его в руке, пока я лихорадочно пытаюсь что-нибудь придумать.
– Катенька, детка! Аллергия бывает только на дешевое пойло. А это элитное шампанское. И поскольку ты его не пила, значит, и представления не имеешь, как на него среагирует организм, – от его снисходительного тона у меня внутри все покрывалось ледяной коркой страха. Первый прием подавления воли – указать на недостатки, унизить. Что он и сделал. Подчеркнул, что я никогда не пила дорогих напитков. Неужели печать бедности проступает и через дорогое платье?
Он уже показал, что видит во мне голытьбу, которой не следует открывать рта. Понятно, привык подавлять и повелевать. По щелчку пальцев все бросаются выполнять его желания, а тут какая – то мышь серая препирается.
И сравнение с мышью сейчас оказалось наиболее точным. Он со мной играет, как кот с мышью, давая иллюзию свободы выбора, и знает, что этого выбора у меня нет. Я не могу сейчас встать и уйти, потому что подругу не брошу.
Но оказалось все намного хуже, чем я могла предположить.
– Нехорошо привлекать к себе внимание и заставлять себя ждать, – уже с нажимом повторил он. Черт побери! Вот же Маяковский выискался! Рассказывает мне, «Что такое хорошо, и что такое плохо».
И, действительно, все отложили вилки и устремили на меня любопытные взоры, как на диковинную зверушку.