Новогодние неприятности, или Семья напрокат (СИ)

— С ума сводишь.

Прижимаюсь лбом к Юлькиному лбу. Выдыхаю бесхитростное признание ей прямо в рот и впиваюсь в припухлые губы. Не целую ее — пью. Дегустирую, как выдержанное дорогое вино. Чем больше хлебаю — тем меньше напиваюсь.

Мозги заволакивает густым сизым туманом. Нас обоих колошматит так, как будто мы попали под тропический ливень и теперь трясемся от жуткой лихорадки. Озноб пробегает по коже, буйное пламя лижет внутренности, а свалившееся на нас безумие представляется правильным и закономерным.

Каждое движение высекает искру. Оседает болезненным томлением внизу живота. Подталкивает к дальнейшему наступлению.

И я подчиняюсь примитивным инстинктам. Надавливаю на Юлины плечи, заставляя ее лечь на пушистый ковер. Беру секундную паузу, чтобы немного схлынуло наваждение, но вместо этого только сильнее дурею.

Заглатываю убийственную дозу Юлькиного запаха и окончательно прощаюсь с остатками цивилизованности. Нависаю над распластанной подо мной девушкой, утыкаюсь носом в ее тонкую шею, вгрызаюсь зубами в трепыхающуюся жилку. И с трудом различаю сквозь густой туман нерешительное.

— Демьян…

Мои дорогие читатели, шлю вам мои крепкие объятья даже сквозь километры. Хочу верить, что у вас и ваших семей все хорошо. Берегите себя. Пусть мои истории так и останутся для вас безопасным островком.

С любовью, ваша Алекса!

Глава 23.2

Стопорюсь ненадолго. Перевожу дыхание. Скольжу языком по нежной венке. Такую дозу адреналина выхватываю, что все жизненные показатели шкалят.

Пульс достигает каких-то немыслимых высот. Мышцы превращаются в камень. Кровь закипает.

— Вкусная.

Высекаю сиплым полушепотом и продолжаю исследовать девичье тело. Ключицы острые. Впадинку между ними. Ямочку на щеке. Родинку в центре подбородка.

Не встретив сопротивления, я подцепляю край платья и тащу его вверх. Освобождаю Юлю от серебристой ткани, кляксой падающей на пол, и со свистом выдуваю из легких воздух.

Прикипаю к соблазнительным изгибам. Едва не давлюсь слюной, как незрелый пацан. Слетаю с катушек от лежащего передо мной совершенства.

— Идеальная.

Озвучиваю кажущееся аксиомой. Рывком дергаю с себя рубашку. Нетерпеливо бряцаю ремнем.

Юля не шевелится. Наблюдает за моими резкими движениями. Осторожно облизывает искусанные губы. Добивает жалкие крохи выдержки.

И я окончательно в ней тону. Отшвыриваю в сторону мешающие брюки. Каким-то чудом не превращаю Юлькино кружевное белье в лоскуты.

Снова нависаю над ней. Ныряю в бездну голубых омутов. Терзаю голодным поцелуем пунцовый рот.

Такое удовлетворение от вздохов ее хриплых испытываю, что становится страшно. Теряю над собой власть окончательно — вряд ли замечу, если сейчас случится землетрясение или по дому пронесется торнадо.

— Демьян…

Призывно шепчет Юля, когда я фиксирую запястья у нее над головой и уничтожаю последние миллиметры, разделяющие нас. Подается вперед и плавится в том же губительном пламени, что и я.

Близость ошеломляет. Рассыпается колючими искорками по коже. Пронизывает электричеством, как будто мы с Юлькой лучшие его проводники.

Каждое прикосновение воспринимается по новому — как будто раньше я не жил, не дышал, не любил. А сейчас освободился от невидимого груза, сбросил шоры с глаз и теперь топлю на максималках.

— Невероятная.

То ли говорю, то ли в мыслях транслирую. Не знаю. Реальность размазывается. Мы с Юлей несемся на космической скорости к пику и рассыпаемся там на атомы. Дрейфуем в невесомости, категорически отрицая гравитацию.

Кажется, не на ковре в затерянном среди снегов шале лежим — на покрывале из звезд.

Слова пропадают. Даже слоги — и те улетучиваются. Конечности опутывает сладкая истома. Веки тяжелеют и начинают слипаться.

По моему виску стекают бисеринки пота. Юлин лоб блестит от влаги. От нас мощной волной валит жар. И я готов бесконечно смотреть на ее припухлые губы, на маленькие ладони и на изящные ступни. И я бы остался на полу в гостиной до самого утра, если бы Алиса не спала в соседней комнате.

Так что приходится попрощаться с мечтой и встать. Ведет нехило. Штормит. Без усилий не получается поймать фокус и разобраться, что в груде вещей — что.

— Не мерзнешь? — отдышавшись, я помогаю Юле подняться и укутываю ее в свою рубашку, запахивая ткань на вздымающейся высокой груди. Получаю едва различимое «нет» и мажу большим пальцем по щеке, прежде, чем подхватить Сладкову на руки.

Вот такая утренняя понедельничная прода.

п.с. У меня только что стартовала история Никиты Лебедева и Киры. Жду вас всех и очень нуждаюсь в поддержке! (перейти можно по кнопочке новинка в аннотации)

— Нам надо расстаться.

— Я беременна.

Произносим одновременно. Только Лебедев вслух. А я мысленно.