Новогодние неприятности, или Семья напрокат

Согласно кивает и созванивается попеременно то с Захаром, то с Ленчиком, пока я управляю машиной. Новости из развлекательного центра неутешительные. Никто не видел, чтобы какая-то женщина насильно вела куда-то девочку. Алису с этой таинственной незнакомкой вообще никто не заметил, как будто у всех сотрудников студий и офисов разом пропало зрение.

Странные вещи, которые наталкивают на самые жуткие подозрения.

— А камеры, Лень, камеры? Ну, хоть какие-то должны висеть на выходе из здания и по периметру.

— Да у них сегодня всю систему видеонаблюдения меняют. Ни хрена не фурычит.

Слышу, как витиевато ругается на том конце провода Парфенов, и сам выдаю такую забористую трехэтажную конструкцию, что у Юли начинают пылать щеки. Снова встреваю в пробку, снова матерю весь белый свет и нерасторопных водителей и прохожу все девять кругов ада прежде, чем добраться до нужной конторы.

Правда, с запозданием осознаю, что это был не ад, а всего лишь чистилище.

— Вы куда? Стойте. Паспорт. Записывайтесь, — бледный, как привидение, дежурный с воспаленными светло-карими глазами тормозит нас на входе и бухтит что-то невнятное себе под нос. И так долго делает запись в потрепанном журнале посещений, что я не выдерживаю и вспыхиваю, как промоченный в керосине фитиль.

— Быстрее можно?!

— А вы куда торопитесь? На пожар?

— У нас дочку похитили. Нам надо заявление написать.

— Это вам подождать придется. Следователь на выезде.

— Серьезно?

— Серьезно. Седьмой кабинет. Ожидайте.

Глава 11.3

Многозначительно переглянувшись с Юлей, мы забираем документы и минуем этот контрольно-пропускной пункт. Выдыхаем устало, доходим до конца коридора и плюхаемся на твердую деревянную лавку.

У меня бабочки разноцветные перед носом мельтешат, Сладкову ноги вообще еле держат. Тревога вымотала нас обоих максимально, высушила до дна и практически лишила сил.

Так что все, что я сейчас могу, так это терроризировать телефон, пытаясь дозвониться Алисе. Юля тоже мучает гаджет, попеременно дергая то Ленчика, то Захара, но они по-прежнему не могут ничем нас порадовать.

Краски сгущаются. Терпения и вовсе не остается ни грамма. В нашем деле важна каждая минута, а этого следака где-то носит.

— Здравствуйте. Вы ко мне?

Спустя полчаса к кабинету подплывает крупная круглолицая женщина в форме и долго копается в карманах, ища ключи. От этой брюнетки с потухшими болотными глазами веет такой апатией и безучастностью, что становится не по себе.

Пожалуй, в лавке, которую мы с Юлей полируем своими задницами, и то больше сочувствия.

— Если следователь Тимошенко — это вы, то да. Нам бы заявление написать.

Отвечаю вежливо, только меня все равно поливают брезгливостью и пренебрежением, как будто я успел где-то провиниться. Насолил этой служительнице правоохранительных органов раньше, насыпал перца ей в чай или забрал из магазина последнее пирожное, на которое она претендовала.

— Я. Анна Аркадьевна Тимошенко, — обнаружив связку звенящего металла, она резко вздергивает подбородок и пытается просверлить дыру в районе моей переносицы. — Господин депутат. Надо же. Какая честь. Каким ветром?

— У меня дочка пропала.

В который раз повторяю выжженные каленым железом на языке слова и проскальзываю в распахнутую следователем дверь. Юля шагает за мной молчаливо и опускается на стул, который я для нее выдвигаю.

Сам сажусь рядом и накрываю ее ладонь своей. Чувствую: без контакта не вывезу.

— Сколько лет дочери?

— Семь.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Около восьми тридцати утра. Мы с водителем отвозили ее в школу.

Вопросы сыплются на меня, как из рога изобилия, и вынимают всю душу. Нервы натягиваются до предела, злость концентрируется в районе солнечного сплетения, но я раз за разом восстанавливаю детали и стараюсь предельно точно изложить все подробности, которые сам знаю.

Только Анна Аркадьевна не спешит вызывать наряд и мчаться с ним к месту происшествия, чтобы опросить свидетелей.

— Юлия Дмитриевна — ваша невеста. Правильно я понимаю?

— Да.

— А где мать девочки? С ней вы связаться не пробовали?

— Инна за рубежом, в Италии. Она не общается с дочерью.

— А бабушки, дедушки? Может, они забрали внучку, а вы тут панику разводите.

— Мои родители на даче, за городом. Юлины — на работе. Никто из них за Алисой не приезжал, — выдыхаю со свистом и прожигаю сидящую напротив брюнетку пристальным взглядом. — Анна Аркадьевна, может, вы прекратите имитировать подобие бурной деятельности, и займетесь чем-то полезным? Съездите в студию и поговорите с Алисиным педагогом, например? Или запросите записи с видеокамер торгово-развлекательного центра?

— А, может, я вообще заявление принимать не буду? Подождете три дня…

— Это не законно, — неверующе мотнув головой, я цежу сквозь зубы и тягаю воздух туда-сюда.

— У вас же есть дети. Ну, или будут. Так нельзя, — растерянно шепчет Юля, а у меня внутри все обрывается.